Геологоразведка полезных ископаемых с каждым годом обретает все большее значение, так как, по мнению экспертов, не за горами те времена, когда миру придется столкнуться с дефицитом добычи, в том числе нефти, газа и угля. На сколько лет хватит запасов нефти и газа в земле, может ли недропользование вызвать природные катаклизмы, о перспективах добычи полезных ископаемых в космосе рассказал в интервью агентству «Прайм» ректор Российского государственного геологоразведочного университета имени Серго Орджоникидзе Вадим Косьянов.
— Есть ли у вас представление о степени исчерпанности на сегодняшний день минеральных ресурсов в мире и в России в частности?
— Это вопрос, на который нет однозначного ответа. Сейчас принято говорить, что при современном уровне добычи в мире, известных запасов основных минеральных ресурсов хватит на 70-140 лет. Но при этом, мы должны понимать, что, во-первых, геологическая изученность Земли неоднородна, мы еще не знаем многих ее богатств. Во-вторых, появление новых технологий позволяет вводить в эксплуатацию такие месторождения полезных ископаемых, которые раньше считались непромышленными или условно-рентабельными. В-третьих, переход на новый экономический уклад в мире приводит к тектоническим сдвигам в потреблении тех или иных полезных ископаемых. Так, менее чем за век произошло замещение превалирующей доли угля в мировом энергобалансе на нефть и газ, а в настоящее время мы наблюдаем ускоренный рост так называемой «зеленой» энергетики.
— Когда по вашим оценкам могут закончиться уголь, газ, нефть, медь и другие минеральные ресурсы? Какие меры предпринимаются геологической отраслью для воспроизводства минерального сырья?
— При нынешнем уровне добычи Россия обеспечена активными (готовыми к выемке) запасами нефти на 33 года добычи, газа – на 47 лет, угля – на 71 год, железных руд – на 76 лет, золота – на 11 лет, урана – на 15 лет. Но это если ничего не делать. Наш университет как раз и готовит горных инженеров, которые позволяют горно-геологической отрасли иметь кадровый потенциал для воспроизводства минерально-сырьевой базы страны.
Да, был определенный провал в 1990-х–начале 2000-х годов в изучении недр, но сейчас ситуация постепенно улучшается. Так, в 2017 году на геологоразведку из бюджета было выделено 33,1 миллиарда рублей, а частные инвестиции достигли 340,5 миллиарда рублей, увеличившись на 17% по сравнению с 2016 годом. То есть на 1 рубль, вложенный государством, приходится 10 рублей частных инвестиций. Это очень хороший показатель. Из этих средств около 89% инвестируется в воспроизводство углеводородного сырья, прежде всего нефти и газа.
Это позволяет обеспечивать воспроизводство минерально-сырьевой базы страны по основным видам сырья с некоторым профицитом. Такой прирост, конечно, не приведет к революционному росту добывающих отраслей, но способен обеспечить среднемировые темпы развития экономики России.
— Как вы оцениваете возможность проведения геологоразведки на шельфе Арктики с учетом сложных природно-климатических условий? Сколько лет понадобится для готовности к проведению геологоразведки на шельфе?
— Все зависит от экономической потребности, к тому же Арктика — регион трудный. Связано это в том числе с очаговым характером промышленно-хозяйственного освоения территорий и низкой плотностью населения, удаленностью от основных промышленных центров, низкой устойчивостью экологических систем и их зависимостью даже от незначительных антропогенных воздействий.
Основными задачами геологии в Арктике я бы назвал следующие: первое, это осуществить работы по подготовке материалов для уточнения и обоснования внешней границы Арктической зоны России, второе — обеспечить существенный прирост балансовых запасов полезных ископаемых арктических морских месторождений, и третье — обеспечить экологическую безопасность.
Шельфовая арктическая зона России, включая острова, крайне слабо изучена. По данным Минприроды, на 2016 год неразведанный потенциал Арктического шельфа составлял 91%.
При этом геологоразведка в пределах шельфовых акваторий островных сооружений с потенциально крупными концентрациями руд (полиметаллы и марганец на Новой Земле, возможно – рудное золото и олово на островах Большевик и Большой Ляховский), а также запасами углей (Новосибирские острова) практически не рассматривается из-за весьма условной рентабельности указанных месторождений.
К сожалению, современная стратегия изучения минерально-сырьевой базы России не предусматривает пока масштабного развития геологоразведочных работ в Арктике, в том числе на Арктическом шельфе.
— Касаясь темы геоэкологии, как университет оценивает воздействие геологоразведки и извлечения полезных ископаемых из недр земли на окружающую среду? Может ли это спровоцировать землетрясения, потопы и другие природные катаклизмы?
— Конечно, антропогенное воздействие горно-добывающей и нефтегазовой отраслей велико. К примеру, несколько лет назад в городе Старый Оскол Белгородской области были зафиксированы аномальные всплески раковых заболеваний. Всплеск огромный, почему? Возможно, это связано с горной промышленностью, ведь добывают железные руды. И в данный момент мы занимаемся новой методикой выявления проблем, связанных с недропользованием. Но только вместе — государство, фундаментальная и отраслевая наука, недропользователи — должны все сделать для того, чтобы ресурсное обеспечение жизнедеятельности человека не превращалось в кошмар для природы.
— На Байкале очень много полезных ископаемых, в том числе углеводородов. Насколько рискованно для экологии приступать к их извлечению?
— Подземные воды очень влияют на подпитку Байкала водой, и любая скважина нарушает этот баланс, а смоделировать его крайне трудно. В случае комплексной добычи углеводородов Байкал начнет мелеть или вода станет другого качества. У нас в России много перспективных районов, на которых мы можем «потренироваться» с большей долей вероятности, что не нанесем ущерб экологии и не нарушим природный баланс.
Но если мы мировая держава, то зачем нам себя исчерпывать? Давайте добывать в Африке, в Южной Америке, пойдем с добычными проектами в Мировой океан, как делают это западные страны, Германия или Америка. Возможно, мы сейчас тоже придем к такой же модели. Если мы уйдем от влияния долларовой системы и перейдем на валюты таких стран как Китай, к примеру, мы сможем влиять на рынки, и тогда это будет действительно рыночная экономика. Специалисты и возможности у России в этом есть.
— Планирует ли университет, возможно, принять участие в разработке космических экспедиций по изучение недр других планет? Какие уже проводятся в космосе эксперименты?
— Пока фундаментальная наука разрабатывает методы добычи полезных ископаемых из астероидов. На данный момент в солнечной системе обнаружены сотни тысяч астероидов, в каталоге их содержится уже около 700 тысяч. Орбиты большей части, почти полумиллиона, определены с удовлетворительной точностью. В основном это водные и металлические, или же каменно-металлические астероиды. В них много полезных ископаемых, но технологии их добычи пока отсутствуют. Наш университет в среднесрочной перспективе не планирует принимать участие в подготовке космических экспедиций, так как и на Земле пока много мест, требующих геологического изучения. Но в отдаленной перспективе все возможно.
В советское и постсоветское время были разработки, которыми занимался Роскосмос. Однако в итоге бюджетные деньги в это не вкладывались, а недропользователям было весьма неинтересно. Сейчас все возобновляется, и к этому появляется интерес.
Мы на ученом совете перед первым сентября поставили задачу – открыть в будущем году специализацию, связанную с космической геологией. Ее основная задача будет состоять в том, чтобы геолог смог на основе снимков, сделанных с Международной космической станции, каким-то образом описывать геологию. Однако на текущий момент о какой-либо глобальной добыче полезных ископаемых в космосе речи пока не идет, потому что такие мегапроекты требуют огромных затрат.
— Получается ли в РФ замещать геологоразведочное оборудование в условиях санкций? Разрабатывает ли университет какие-либо ноу-хау технологии для геологоразведки недр?
— Вопрос интересный. Однозначно на него не ответишь. Если мы говорим, например, о буровом оборудовании, георадарах, геодезическом оборудовании, то можно сказать, что отечественная продукция вполне конкурирует с зарубежной, и критической зависимости от импорта здесь нет.
Если мы говорим о лабораторном или сейсмическом оборудовании, то импортные аналоги существенно опережают отечественные разработки и на рынке они более востребованы. Если же мы говорим о специальных программно-аппаратных комплексах, морском геофизическом и буровом оборудовании, то зависимость России от импорта достигает 85-95%.
Если смотреть с позиции бизнеса, то покупка импортной техники оказывается значительно более бюджетной, чем ее разработка внутри страны. Но государство это понимает и старается изменить ситуацию. Есть довольно много примеров государственной поддержки перспективных НИОКР в отрасли.
Приведу пример нашего вуза: сейчас мы вместе с «Росгеологией» реализуем проект по созданию инжинирингового центра, который уже к 2020 году сможет выполнять прикладные исследования в области геологоразведочных работ.
— Хватает ли в целом текущего финансирования для развития геологоразведочной отрасли в РФ?
— Вопрос дискуссионный. Как я уже упомянул в нашей беседе, этого объема финансирования хватает для поддержания текущего уровня добычи основных видов полезных ископаемых на среднесрочную перспективу. Однако если мы хотим экономического прорыва, то инвестиции в воспроизводство минерально-сырьевой базы страны должны быть существенно выше.
— Достаточно ли в России специалистов в этой отрасли и заимствуют ли иностранные коллеги наш опыт?
— Отечественные вузы выпускают достаточное количество специалистов. Другое дело, что горно-геологические предприятия все равно испытывают кадровый голод. Это связано, на мой взгляд, с тем, что профессия геолога достаточно трудная, а за 1990-2000-е годы она утеряла в значительной степени тот ореол романтизма, который ей был присущ в советское время. Мы стараемся всячески поднимать престиж профессии, тем более сейчас, когда работа горных инженеров вполне достойно оплачивается.
Что касается иностранцев то, отмечу, что в нашем вузе традиционно много обучается иностранных граждан. В процентном соотношении количество иностранных студентов колеблется в пределах 16-20% от общего количества обучающихся. Они представляют более пятидесяти стран мира. Это ли не показатель высокого уровня российского геологического образования?
