Охламоны на крыше

Подкрадывание

На примере метаморфоз, произошедших с маленьким уютным московским двориком, можно проследить вектор направленности и вехи, знаменующие основные этапы нашей жизни.

Сперва был зеленый островок близ Арбата в торце старинного, времен декабристов, особняка.

Потом среднего размера деревца стали вырубать. Наблюдая за этими еще непонятными мне деяниями, я недоумевал. Пытался вступиться за беззащитные ясени и липы.

Но коварство неуклонно и продуманно ширилось. Дошла очередь до красавца тополя, великана, которым можно было любоваться отдельно, как произведением искусства и совершенства. Приезжали топорные (в прямом смысле слова) исполнители заказа, поднимались в выдвижном «стакане» машины, предназначенной вовсе не для борьбы с деревьями, к нижним ветвям и их обламывали. Зачем? Я узнал об этом, когда пытался отогнать явившуюся уже с электропилой бригаду.

Оказывается, было инсценировано, что ветки крошатся, летят вниз и грозят здоровью и безопасности граждан. Надо сказать, тополь был железобетонно крепок и стоял посреди свободного пространства, поблизости не было дорожек, никто под ним не ходил и автомобили не парковал.

Мои направленные на его спасение усилия закончились ничем. Несколько раз я предотвращал посягательства, но однажды, когда отсутствовал, казнь свершилась. Я прибыл уже к неохватному пню, вокруг валялось несколько изломанных дисков электропилы — не так просто было справиться с исполином.

На освободившейся площадке стали рыть котлован. Это — в проекте — была подземная парковка. Над ней возвели жутковатый офис. На всякий случай повырубили еще и отстоящие от него на приличном расстоянии деревья: вдруг упадут и повредят стены.

Вероятно, вырубки ради призрачно витавшего приличия как-то — в соответствии с сущестовавшими законами — обосновывались. Например, на месте другого тополя, чуть менее могучего, чем упомянутый красавец, установили баки для мусора. То есть необходимость ликвидации мотивировалась необходимостью куда-то сбрасывать продукты деятельности конторы. Но символичность налицо: вместо дерева — помойка.

Плоская крыша офиса преображалась: сначала (в годы нефтяного благополучия) стала излюбленнм местом отдыха воцарившегося внутри начальства, поднимавшегося из левиафановых недр на поверхность, на полянку — да, да, тут засеяли газон, поставили шатер и кресла. Из своего окна я видел, как мужчины в галстуках и дамы в почти что бальных платьях кайфуют, пьют кофе, ведут неспешные беседы.

Потом благополучие кончилось. Траву перестали сеять, газон залили водонепроницаемым покрытием. Шатер свернули и бросили. Он догнивал под дождем и снегом.

Убогое впечатление производит сегодня эта крыша. Затрапезные сотрудники (не чета прежним) выходят на заасфальтированную «плешку», чтоб покурить. Или тайно покалякать с кем-то при посредстве мобильника (дабы сослуживцы не услышали секретничанья).

Был дивный арбатский оазис. И вот вперлись, уничтожили, превратили в никчемную курилку.

Это ли не аллегория нашего бытия?

Хлеб и пластилин

Возле магазинных хлебных сусеков — скромно одетая семья: муж, жена и двое малолеток. У деток-нетерпеливцев текут слюнки:

— Мам, можно это?

— Пап, можно это?

Отец простоватый по виду, лицо не отмечено интеллектом (тем более неожиданно от него услышать):

— Нет, это пластилин…

— А эту вот плюшечку?

— А этот батон?

— Я же сказал, пластилин, — грозно повторяет глава семейства и пускается в серьезный разговор с супругой: — С ума сойти, ну и цены!

Речь идет уже не о «пластилине», пагубном для растущих (да и взрослых) организмов.

Четверо топчутся между соблазном и реальностью. В какую сторону склонится выбор?

Пропавший человек

Тумба, на которой объявление: «Помогите найти человека». Подробности: «65 лет, ушел из медучреждения, страдает потерей памяти».

Рядом с тумбой Она и Он. Собачатся на чем свет стоит.

— Да пошел ты…

— Сама пошла!

— Скотина!

— Сама такая.

Хорошо одеты. У нее и у него дорогие мобильники, которые перманентно звонят. Она и Он отвечают вежливо, видно, что уважаемы теми, с кем говорят. Закончив деловые или приятельские разговоры, продолжают:

— Я тебе 500 раз говорил!

— Мне плевать на то, что ты хочешь.

— Кретинка!

— Ублюдок!

Идут мимо люди. Никто особенно не обращает внимания на ссорящихся. А перед объявлением — задерживаются, изучают. Всех это касается. Всех волнует. Каждый воображает на месте пропавшего себя (или родственников). Страшно ведь то, что ожидает — в старости или чуть раньше.

Двое скандалистов — читали или не читали воззвание?

— Не выноси мозг, охренел от твоих россказней.

— Ну так и заткнись.

— Сама заткнись, уродка.

— Сам урод.

— Проститутка!

Видимо, ревность. Или воспоминание о чем-то царапающем, неизгладимом, болезненном.

— Сука! Тварь!

— Недоносок.

Оглянитесь — на приклеенную к тумбе бумажку! Окститесь! Жизнь уходит, утекает, каждый миг невозвратен. Неповторим. Пока вы в разуме и не угодили в лечебницу — опомнитесь!

Надоели друг другу? Ну так разойдитесь мирно, не отравляйте драгоценные минуты бытия.

— Что б ты сдохла!

— Катись!

— Ненавижу!

Может ли начаться в Москве безработица?

Я стоял на автобусной остановке. Был поздний вечер. Подъехал замызганный пикап, из него вылезли двое: один нес ведро, у второго в руках кисть. Стремительно и споро он макнул кисть в ведро и мазанул несколько раз по мусорной урне.

Потом они сели в машину и укатили — вероятно, к следующей плевательнице.

Восхищает организация покрасочного процесса, ее комфорт и доставка тружеников к месту исполнения порученного задания. А еще после такой покраски можно производить новую уже на следующий день.

Не бей лежачего

Уснула дежурная в стеклянной будке возле основания ползущих вверх и вниз эскалаторов. Усталое мучнистое лицо, мешки под глазами. Вроде работа не бей лежачего, а изнурила женщину монотонностью и однообразием. Да и здоровье, видать, никуда. С таким здоровьем только в лифтеры или в подземку на неподвижную должность.

Вдруг одна из пассажирок, сошедшая со ступеней, подскочила и сфоткала спящую на мобильник. Зачем? Чтоб показать потом курьезный эпизод знакомым? Или посудачить о том, как плохо работает транспорт? Или она сама служащая метрополитена и хочет наглядно и доказательно выявить недостатки? А может, личная врагиня уснувшей?

Так и осталась для меня загадкой эта фотосессия. И неприятный осадок остался: фотографировать спящего — все равно что бить лежачего, он ведь не может защититься.

Всезнайки

Разговор возле Новодевичьего монастыря.

Девушка: «Я знаю, куда ты меня привел. Это Репатриаршие пруды».

Прискорбно и забавно.

А не забавно: кошки повадились охотиться на местных уток, к которым можно незаметно подкрасться и броситься по пологому спуску: устроившиеся на ночлег возле воды и раскормленные людьми кряквы и селезни не успевают среагировать.

Собака и космос

На Садовом кольце вечером перед красным сигналом светофора — на поводке у рассеянной хозяйки собака. Ощущение, что не женщина выгуливает пса, а он ее. Уж очень смышленый у собаки взгляд, настолько смышленый, что невольно закрадывается мысль о реинкарнации, то есть переселении душ. Необычный пес — при абсолютной внешней обыденности: вероятно, помесь овчарки и дворняги. Ни забитости, ни ущербности, ни приниженности… Никогда прежде не замечал, чтоб собаки столь осмысленно и печально смотрели в небо. Не по сторонам, а именно ввысь, очень задумчиво, словно наблюдая ход планет, дивясь иллюминации, любуясь окружающей архитектурой старой Москвы. Посмотрел этот пес на меня, понял, что мы равные создания, что я оценил его кругозор, и продолжил изучать звезды.

Светофор загорелся зеленым. Хозяйка, погруженная в себя, этого не заметила. А вдумчивая собака повела ее за собой.

Читайте НАС ВКонтакте

Источник

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Информационное Агентство 365 дней
Adblock
detector