История сестёр Хачатурян, убивших родного отца-тирана, похожа на луковицу: снимаешь слой за слоем и видишь, как под каждым из них кроется следующий. Поразительно: девушки, заключённые под стражу, чувствуют себя в СИЗО (с его строгим режимом и массой ограничений) несравненно лучше, чем было дома.
А еще потрясают их откровения, из которых следуют — они осознанно и неосознанно подавали знаки взрослым о домашнем насилии, о том, что у них в жизни большая беда. Но ни врачи поликлиники, ни психологи, ни учителя школы не захотели эти сигналы расшифровывать. Взрослые упорно отказывались замечать даже факты, и не они, а сами девочки положили конец своим страданиям.
Впрочем, даже мертвый отец не даёт им покоя — приходит в кошмарах и угрожает. Защитят ли взрослые от него сейчас, после всего произошедшего?
Обозреватель «МК» в качестве члена ОНК навестила сестёр в московском женском изоляторе.
Все три сестры находятся в одном СИЗО, но даже мельком не могут увидеть друг друга. Именно это для них самая большая проблема. «Мы привыкли всегда быть вместе, с самого рождения, — говорит средняя Ангелина. — Мы никогда не разлучались. Очень скучаю по сестрам».
Ангелина сидит на спецблоке, самая младшая — в камере для несовершеннолетних на третьем этаже, старшая — в обычной маломестной на первом.
Тяжелее всего приходилось младшей. Как это ни парадоксально звучит, но кажется, что только в СИЗО ей по настоящему пытаются помочь, «отогреть». Ни школа, ни родные не смогли (или не захотели) оказать ей даже минимальную поддержку. А за решетку к ней ходит матушка Елизавета из женского монастыря, с ней уже пять раз проводил беседы психолог, ну и две сокамерницы относятся к ней со всей теплотой, на которую в принципе способны.
Мария в маленькой, но, пожалуй, самой уютной во всем изоляторе камере. Здесь и большой телевизор, и поделки, и игрушки, и много всего такого, что разрешается несовершеннолетним и чего не встретишь в СИЗО у других. Девушка улыбается, выглядит оптимистичной, но когда речь заходит об отце и трагедии, сразу меняется, накатывают слезы. Мы начинаем разговор о здоровье.
— Мне обещали сделать МРТ головы, — говорит Мария.- Мучают постоянные головные боли. Иногда каждый день, иногда через день. Обезболивающие не помогают.
— А на воле к врачу не обращались? Родители вас в поликлинику не водили?
— Я была у доктора, он сказал, что сосуды забиты, кровь в голову плохо поступает. Меня на свободе поставили в очередь на МРТ, но она так и не подошла… А тут пообещали скоро вывести на обследование.
— Жаль, что для этого надо было попасть за решетку… А голова давно так болит?
— С 14 лет примерно.
— Может, ударялись где-то?
— Скорее меня ударяли… Он (Мария отца старается называть «Он» — прим.автора) все время бил именно по голове. По лицу не бил, чтобы следов не оставалось.
— Шрамов на голове нет? Врачи в поликлинике не осматривали ее?
— Никто не осматривал. Не знаю про шрамы. Мне не видно самой.
— А почему врачи вас не спросили, как я, откуда травмы?
— Не знаю.
— А чем он вас бил?
— Всем подряд. Чаще табуретом и кулаком. Пару раз кровь текла — это когда по вискам ударил. Один раз сознание потеряла не на долго.
— Сестры заступались?
— Да. Мы друг за друга были. Но им самим доставалось.
— На фото, которые опубликовала ваша мама, это вы с синяками?
-На одном снимке Ангелина. Он в нее бросил связку ключей, попал в голову и кровь потекла. А на другом я, где сзади синяк. Это он меня металлической палкой.
— Что за палка?
— Бабушкина трость. Бабушка плохо ходила, пользовалась тростью. Трость сломалась, он сказал, чтоб я выбросила. Но был вечер, а по его правилам, вечером и ночью нельзя ничего выносить, потому я хотела утром это сделать. А на следующий день он проснулся рано, увидел палку, разозлился и избил меня ей.
Фото мы фактически случайно сделали. А так мы ничего не фиксировали.
Мы вообще жили по графику, потому режим СИЗО не страшен совсем. Здесь он идеальный. Не сравнить с тем, чем у нас был.
— И что за график?
— Подъем в 6 утра и дальше все строго по распорядку. Нельзя было отклоняться. Нельзя есть, принимать душ, ходить в туалет в любое время, когда захочешь. А он сам мог запретить туалет и кушать в наказание за что-то.
— И школа в распорядок не входила, как я понимаю? Он потому не пускал туда?
— До 9-го класса мы ходили, а потом он стал запрещать. Нельзя было вообще выходить из дома. Ему нужны были рабы, всегда готовые исполнять приказы.
— А он сам что из дома тоже не выходил?
— Месяцами дома был. Он же не работал. По воскресеньям на пару часов уходил в церковь. Бывало еще в Израиль уезжал. Тогда или бабушка (его мама) приходила к нам жить и ничего не менялось, или мы одни оставались и отдыхали.
— В те редкие дни, когда вы были предоставлены сами себе, в квартире устраивались вечеринки, фото из которых обнаружили в соцсетях?
-Да. Нам хотелось быть как все нормальные сверстники. Люди зачем-то ищут компромат, но мы и не говорила, что идеальные. Но разве это значит, что мы такого обращения заслуживали?
— Никто его не заслуживает. Продолжите здесь учебу?
-Конечно. Мы с Ангелиной ЕГЭ сдали на «четверки», несмотря на то, что пропускали. Это потому что до этого хорошо учились и вообще на лету все схватываем.
Я мечтаю получить образование психолога.
— А почему на него? Чтобы разбираться в мотивах людей, таких, как отец?
— Чтобы помогать другим.
— К вам тут психолог приходит?
— Да, уже 4 или 5 раз. Тесты я заполняла, рисовала фантастическое животное. У меня оно получилось трехглазое, с колючками. Но оно не страшное, а милое.
— А в школе разве не было психолога? Он ведь мог понять, что у вас что-то происходит нехорошее дома?
— В школе он тесты давал заполнять, но мне кажется, никто потом ответы не изучал, иначе, наверное, все всё поняли бы.
— А как сейчас ваше состояние?
— Бессонница мучает. Под утро только засыпаю. А так лежу просто.
— Думаете о будущем?
— Нет, я стараюсь вообще не думать о той ситуации и о будущем.
— А когда все же засыпаете кошмары не мучают?
— Иногда.
— Какие?
— Он приходит… Грозит…Я жалею, что все так вышло.
«Вы не обижайте Марию, поддержите ее», — обратились мы напоследок к сокамерницам. Те согласно закивали, а Мария приободрилась и серьезно заметила:
— Это я их поддерживаю. Это же я будущий психолог.