Почему исторические фигуры интереснее представителей нынешних дней? Попробую объяснить на примере Сергея Ильича Муханова, родившегося в 1763 году — в день восшествия на престол императрицы Екатерины II. Служить ему выдалось и Павлу I, и Александру I, и Николаю I. О своем отце-царедворце подробно рассказала в малоизвестных мемуарах дочь — фрейлина высочайшего двора Мария Муханова. Даже с поправкой на родственное превозношение предка очевидно, сколь яркий человек явился миру — такого долго придется искать в сегодняшнем беспринципном обществе.
Правила дружбы
«Однажды на параде Государь закричал проходившему мимо его моему отцу: «Браво, браво, Муханов!». Надо было стать на колени и благодарить Государя, но так как он стоял в то время в луже, то отец мой не нашел возможным исполнить этой церемонии, тем более что он был в белом колете, а парад еще не кончился; он вынул свой палаш и отсалютовал по военному уставу. «Барич! — закричал Государь. — Ступай за фронт». И тотчас после парада посадил его под арест».
Когда наказанный был выпущен, ему возвратили шпагу и орден, но он, вместо того чтобы надеть орден на шею, положил его в карман и сказал: «Если хоть один день нашли меня недостойным носить орден, то не стоит труда надевать его».
Впав в немилость, оставил Санкт-Петербург, поселился в деревне близ Троицкой лавры, но через некоторое время фельдъегерь привез письмо от Кутайсова — тогдашнего камердинера и брадобрея Павла I. Письмо было на грубой бумаге, в нем Кутайсов просил Сергея Ильича приехать в Петербург. Родственники отговаривали: «Неужели ты поедешь по этой глупой записке?» — «Как же не ехать, — отвечал Муханов. — Письмо прислано с фельдъегерем, следовательно, по воле Государя; он нашел меня гордым и хочет испытать».
Прибыв в Петербург, был прощен и возведен на высокую должность. Мудрый Муханов встал перед царем на колени и попросил, чтоб тот не слушал доносов на него: «Государь! Если когда-нибудь опять будут доносить на меня вам, то позвольте лично объясниться с вашим величеством. Если не смогу оправдаться перед вами, пусть голова моя падет на плахе». Государь заплакал. И с тех пор говорил, что никому не верит, кроме двух Сергеев — своего духовника и Муханова.
Вероятно, Сергею Ильичу было нелегко угождать капризному императору. Но и с императрицей Марией Федоровной Муханов держал себя более чем предупредительно: «…Раз Императрица сказала моему отцу: «Ты, мой друг, хочешь ли называться моим другом?» Он отвечал: «Я не могу быть вашим другом, так же как и вы моим. Дружба требует равенства и взаимности услуг, а я не могу от вас требовать того, что требовал бы от друга». Или: «…Батюшка привез ей много цветов и поставил их у входа в ее кабинет. Она всплеснула от радости руками и спросила, кто привез ей цветы. Когда она узнала, что цветы доставил ей Сергей Ильич, то сказал: «Благодарю тебя за твой прекрасный подарок». — «Это не подарок, — отвечал отец, — и прошу вас заплатить за это деньги». — «Ах! Подари мне эти цветы, скажи, что даришь мне их!» — «Нет, — отвечал отец, — я не подарю и никогда ничем не буду дарить вас». — «Какая причина твоего упрямства?» — спросила Императрица. — «Да та, что вы богаче меня, и я не хочу, чтоб вы за мои подарки платили мне вдвое».
Благодаря Сергею Ильичу и его дочери мы знаем о последних мгновениях жизни Павла I, ибо Муханов ужинал в последний день жизни императора вместе с государем и зафиксировал его слова: «Я нашел наконец себе тихое пристанище». Речь шла о Михайловском замке, где настигла царя смерть от рук заговорщиков.
Гнилая интеллигенция
Благодаря другой фрейлине высочайшего двора — Анне Тютчевой, дочери великого поэта, мы знаем поразительные подробности того, как умирал Николай I. Оставленные ею записки рисуют эту жуткую и величественную картину в поразительных подробностях. Анна Федоровна, помимо того что была наблюдательна и замечательно владела пером, еще и удивительно широко и оригинально судила о современной ей (да и теперешней) России. Характеристики, которые дала царственным особам, и умозаключения, которые делала, поражают точностью именно применительно к нашим дням.
«…Общественное мнение теперь чрезвычайно строго в отношении памяти императора Николая. Всякая новая неудача — горький упрек, бросаемый на его могилу. Обвиняют его в чисто личной политике, которая ради удовлетворения его собственного самолюбия, ради достижения европейской славы отказалась от исторических традиций России, предала наших братьев, православных славян, и превратила в полицмейстера Европы государя, который мог и должен был возродить Восток и церковь. Винят в нем его гордыню, которая внушила ему ненависть ко всему, что было мыслящего и до известной степени независимого. Обвиняют в том, что он воображал, что, поручая человеку известную должность, он самим своим выбором делал его способным выполнять лежащие на нем обязанности, что благодаря плохому выбору своих министров и почти сознательному ослеплению относительно злоупотреблений своих чиновников он внес дезорганизацию во все отрасли администрации. Россия в его руках напоминала некоторые товары наших фабрикантов: предмет хорошо лакированный и полированный, красивый по внешнему виду, но рассыпающийся при первом употреблении. И тем не менее, несмотря на столько — увы — вполне заслуженных упреков, нельзя отказать этому человеку в истинном величии души. Восстание 14 декабря, бунт на Сенной, его величавая смерть показали, что это была натура, стоявшая выше толпы. Ему недоставало известной глубины понимания, знания людей и оценки исторических событий. Он считал себя призванным подавить революцию. Ее он преследовал всегда и во всех видах. И действительно, в этом есть историческое призвание православного царя. Но он ошибался относительно средств, которые нужно было применять. Он пытался гальванизировать тело, находившееся уже в состоянии разложения… Дело в том, что вся Россия сбилась с истинного пути, она поддалась соблазну чисто земной славы, человеческой и скептической мудрости, столь противоположной духу истинной веры, религиозной и общественной. Будем надеяться, что яд не проник до жизненных органов, что Россия вернется назад и вновь обретет, хотя бы ценою крови и страданий, свой подлинный лик».
Анна Тютчева дает весьма лестную характеристику новому государю — Александру II, возлагая на него большие надежды в плане, как сегодня сказали бы, демократизации жизни. И он действительно собрал вокруг себя интеллектуалов, осуществил важнейшие реформы…
Но… ох, эти женщины, «душечки» — точно охарактеризовал их угодливо-изменчивую натуру Чехов. Готовы разделить любую точку зрения того мужчины, который достался им в мужья. После гибели Александра II Анна Федоровна припадает к стопам Александра III и с восторгом цитирует его: «Я сочувствую идеям, которые высказывает ваш муж. По правде сказать, его газета единственная, которую можно читать. Что за отвращение вся эта петербургская пресса — гнилая интеллигенция».
Воровство
Но, может быть, Тютчева не была столь уж не права, разделяя точку зрения медведеподобного монарха?
Вот любопытное свидетельство — уже не из фрейлинских мемуаров: «Один мой знакомый захотел основать в Петербурге одно коммерческое предприятие и обратился за разрешением куда следовало. Ему прямо сказали в Министерстве внутренних дел, что 25% чистой прибыли нужно дать одному чиновнику этого министерства. 15% — одному служащему в Министерстве финансов, 10% — другому чиновнику того же министерства и 5% — еще одному. Такого рода сделки совершались открыто, и Александр II отлично знал про них. О том свидетельствуют его собственноручные заметки на полях докладов государственного контролера (они напечатаны были за несколько лет в Берлине). Но царь видел в этих ворах своих защитников от революции и держал их, покуда их грабежи не становились слишком уж гласны».
Читаешь — будто о сегодняшнем дне: «Повсеместно в министерствах, а в особенности при постройке железных дорог и при всякого рода подрядах грабеж шел на большую ногу. Таким путем составлялись колоссальные состояния. Флот, как сказал сам Александр II одному из своих сыновей, находился «в карманах такого-то». Постройка гарантированных правительством железных дорог обходилась баснословно дорого. Всем было известно, что невозможно добиться утверждения акционерного предприятия, если различным чиновникам в различных министерствах не будет обещан известный процент с дивиденда».
Что делать?
Ну а век назад предреволюционная ситуация и вовсе зеркальна нынешней. Доктор исторических наук А.Я.Аврех приводит крайне любопытный документ предреволюционной поры, составленный в недрах департамента полиции в конце 1915 года, с характерным заголовком: «Что делать?». Документ не подписан, но на нем лежит отпечаток личности тогдашнего главы ведомства Хвостова. Ссылаясь на «крайне напряженное настроение всех кругов общества», автор записки проводит мысль о необходимости симулировать готовность пойти на реформы, на деле не давая никаких реформ.
На этой записке царь начертал: «Разработать теперь же законопроект об областном управлении и внести на рассмотрение законодательных собраний ко времени осеннего созыва их».
Получив резолюцию, стали искать законопроект и материалы к нему, но не обнаружили их и узнали от автора доклада Гурлянда, что «никаких материалов и законопроектов не нужно, так как цель — занять внимание Государственной думы интересными (?!) разговорами и отвлечь от других, более важных предметов».
