Мы продолжаем знакомить читателей с воспоминаниями одного из «эмковцев»-ветеранов — заслуженного работника культуры, лауреата премии Союза журналистов СССР, лауреата премии Союза журналистов Москвы, члена Союза писателей Москвы Елены Мушкиной, которая работала в «МК» с 1957 по 1965 гг. Начало этих мемуаров было опубликовано в номере «МК» за 9 августа 2019 г.
фото: Из личного архива
Елена Мушкина с коллегой по отделу информации Владимиром Коненко.
В августе 1959 года я вступила в Союз журналистов. Билет №770 подписал председатель Союза журналистов Виктор Афанасьев. Подумать только — в этом году юбилей — моему журналистскому стажу 60 лет!
В Мраморном зале Дома журналистов билет вручал великий репортер Евгений Иванович Рябчиков…
■ ■ ■
Рубрика «Журналист меняет профессию» мне очень понравилась — узнать профессию как бы изнутри, понять ее проблемы, трудности, секреты.
— Пожалуйста, если хотите, можете и вы менять профессию, — сказал зав. отделом информации Борис Евсеевич Иоффе. — На недельку. Выбирайте что хотите.
Выбрала… Работала оператором «Мосгорсправки», официанткой в ресторане «Арагви», проводником… Работала секретарем ректора в медицинском институте, в период приемных экзаменов. Несмотря на удостоверение, там отнеслись ко мне очень настороженно. С трудом удалось убедить, что никто из моих родственников, соседей или просто знакомых не хочет стать врачом, что я не имею к приемным экзаменам никакого отношения, что ни за кого не собираюсь хлопотать. И только поняв, что с моей стороны опасность не угрожает, члены комиссии «вышли из подполья» — их загнали туда родители абитуриентов, получивших низкие оценки.
— Ну, если так, приходите…
Материал «Ректор в осаде» был напечатан 1 сентября, когда экзаменационные страсти еще продолжали бушевать.
А на «Мосфильме» я снималась в кино. В массовке. Материал так и назывался «Я снимаюсь в кино». Шла работа над фильмом «Свет далекой звезды» по роману А.Чаковского о событиях октября 1941 года, о толпах беженцев, спасающихся от войны. Вахтер в проходной пропуска не спрашивал — все понятно по нашему виду:
— Беженки?
«…Я возвращаюсь домой поздно вечером, полуживая. В метро чувствую себя неловко: старое, видавшее виды пальто (с трудом нашла в сундуке бабушек), темный старушечий платок, залатанные ботинки, облепленные грязью. Пассажиры торопливо отодвигаются в сторону. Никто из них не знает, что еще два часа назад я уныло брела по Минскому шоссе в толпе беженцев. Мы репетировали самый первый эпизод фильма. Когда фильм появится на экране, зрители, возможно, будут доедать мороженое, поудобнее усаживаться, что-то досказывать соседям. Здесь еще нет героя, и такие кадры смотрятся обычно как вводные, второстепенные. Может быть, по ним даже побегут титры…»
Несколько лет спустя в издательстве «Молодая гвардия» вышли мои книжки «Будьте здоровы, пожалуйста!», «Восемь моих профессий». Чтобы написать их, я работала еще поваром, телефонисткой, машинисткой, парикмахером…
Этим и хорош был «Московский комсомолец» — никаких ведомственных внутриотдельских барьеров. Пиши что хочешь. И однажды я захотела взять интервью у Жоры Арутюнянца, героя «Молодой гвардии», одного из немногих, оставшихся в живых.
Сейчас роман А.Фадеева выкинут из школьной программы; о том, что были две редакции, никто, наверное, и не знает. Первый вариант не понравился Сталину. Фадеев переделал. Но, увы, так и не смог вникнуть в суть событий, роль руководителей приписал другим…
Вот об этом и поговорить бы с Георгием Минаевичем, когда сидели мы в его квартире на Пресне, в Шмитовском проезде! К сожалению, тогда эти факты не были еще обнародованы, да и вряд ли захотел бы он говорить о них. Вспоминал погибших друзей-героев и тех, кто остался в живых. Сам он закончил военно-политическую академию.
Интервью с Георгием Арутюнянцем было опубликовано в одном из субботних номеров — самые читабельные номера. На полосе — несколько человек: строитель, ученый, артист, спортсмен…
■ ■ ■
Мозговой центр любой газеты — секретариат. О Владимире Ильиче Шляхтермане можно говорить только в превосходной степени. Участник войны, спокойный, немногословный, голоса не повышал. Глаза умные, с юморком. Умер в 2017 году, на 94-м году жизни. До последнего дня писал. Не просто писал — публиковался в центральных изданиях.
Несколько лет назад, в юбилей Победы, по «Эхо Москвы» я услышала упоминание о нем. В моей записной книжке старый номер телефона. Голос совсем не изменился — узнала с первого же слова.
— Владимир Ильич, поройтесь в памяти. Меня зовут Лена Мушкина.
— Ох…
О передаче по радио узнал только от меня; оказалось, это его внучка написала: «У меня очень хороший заслуженный дед». Разговаривали долго, и еще не раз. Вместе с Лорой Белой, коллегой из «Московского комсомольца», хотели к нему приехать…
— Буду рад. Только чуть попозже…
Не сложилось.
Шляхтерман не только планировал номера, но и «блох» ловил. Иными словами, ошибки. Конечно, это обязанность «свежих голов», но они порой были невнимательны, а то и просто уверяли, что вычитка подписных полос пустое дело. Боб Бринберг, Борис Яковлевич, наш фельетонист, утверждал, что ошибка, если она захочет пробраться на газетную полосу, все равно проберется. Однажды программа радио и телевидения вышла под заголовком: «Слушайте и смортите». Глазная ошибка… Посмеялись, корректор выговор получил. В следующем номере снова — «Смортите».
4 января 1961 года еще одна глазная ошибка. Но какая! «Сын завода» — так назывался материал Е.Шацкой из Бухареста: «На одном из межцеховых переходов Василе увидел кучу мусора. Он тут же нашел секретаря цеховой организации утемистов и покакал на свалку. Парень смутился, а когда мы возвращались обратно, я заметила, что от прежней кучи не осталось и следа». Одна буковка в слове «показал»! А по смыслу…
Бывали ошибки менее безобидные. Однажды газета вышла с разворотом «Если делать, то по большому». Помню, как переживали машинистки — две Нины, Сухарева и Эпштейн, и Любочка: «Это не мы! У нас было все в порядке». Мы тогда по бульварам бегали, газету со стендов срывали.
■ ■ ■
Как известно, репортера ноги кормят. Но к ногам нужна голова. В 1963 году главным редактором стал Алексей Флеровский. Невысокий, худощавый, походка быстрая, летящая. В кабинет входил как-то бочком. Говорил тихо, слушал, не перебивая. Из семьи революционеров — на стене Дома на набережной — мемориальная доска, посвященная его отцу.
Профессионализм, скромность, трудолюбие — так я охарактеризовала бы нового редактора.
Однажды Флеровский спас меня от большой неприятности. Задание получила — рассказать о работе с трудными подростками. Почему-то выбрала Тимирязевский район столицы. Десятки раз встречалась с учителями, родителями, работниками милиции. И, конечно, с заведующей роно А.Ф.Шкодкиной. Покритиковала ее в статье…
В день выхода номера купила огромный торт. И бегом в редакцию.
— Срочно к Флеровскому!
Алексей Иванович спокоен, корректен:
— Вы, когда работали над статьей, к Шкодкиной приходили? Разговаривали с ней?
— Конечно.
— А она звонит, говорит, вы у нее не были.
— ???
Через несколько дней снова вызывает:
— Шкодкина опять звонила…
Силы неравные: член бюро райкома партии, заведующая роно — и начинающая журналистка. Мудрый человек был Лёша Флеровский. Понял: лучше один раз увидеть, чем сто услышать.
— Поехали. На очную ставку.
Едем на редакционной машине. Флеровский внимательно следит, правильно ли я указываю дорогу, уверенно ли поднимаюсь по лестнице, в какой коридор сворачиваю.
Шкодкина встает из-за стола, любезно улыбается Флеровскому, руку протягивает.
— А мы знакомы, — говорю я.
Улыбки как не бывало:
— Вижу вас впервые.
Комната поплыла перед глазами. Флеровский смотрит, слушает, на ус мотает.
И все же Бог есть! Неожиданно в подсознании всплыло алиби. Неделю назад, когда я была здесь последний раз, позвонил директор какой-то школы. Разговор был долгим, на высоких тонах: заведующая упрекала, что задерживается ремонт. Я невольно слушала. Запомнила фамилию директора.
— Что ж, — говорю, — позвоним ему, спросим, был ли такой разговор?
Сразу засуетилась, сказала, что опаздывает, что мы еще вернемся к статье. Так визит и закончился. Конечно, Флеровский все понял.
— Доведи дело до конца, — настаивала мама. — Ты же права.
И я перешла в наступление. Каждый день просила Флеровского позвонить в роно. У Шкодкиной новая версия:
— Кажется, с корреспондентом я все-таки разговаривала. Но не лично, а по телефону. Это тоже нехорошо.
— Алексей Иванович, но как же тогда мне удалось услышать фамилию директора, который звонил? Пожалуйста, выведите ее на чистую воду!
Нет, спустил на тормозах. Я в его глазах была реабилитирована; с ней связываться не захотел. А я все думала: если бы не позвонил при мне тот директор школы? Если бы не запомнила я его фамилию?!
После полета Гагарина космическая тема заняла прочное место на страницах всех изданий. Конечно, и у нас. В те годы ни один торжественный вечер не обходился без участия космонавтов. Обычно мы, корреспонденты отдела информации, писали заметку заранее, по пригласительному билету: «Состоялось… Выступали…» Потом вечером шли-ехали на само мероприятие. Если были изменения, звонили в редакцию, правку вносили.
Моему коллеге, назову его Анатолием, поручили написать о таком вечере. Заметку, как всегда, сдал досрочно, а проверять лень было.
Однако ночью Толя спал плохо. Рано утром побежал на почту. Полистал разные газеты. Порядок! Отчет о вчерашнем мероприятии — точно как у него. Успокоился, позавтракал и неторопливо отправился на работу.
Там дым коромыслом. На проводе у редактора разъяренный секретарь горкома комсомола:
— Вы написали, что выступал космонавт Титов. Да его же в Москве нет!
Бедный Флеровский! Ситуация, напоминающая мою с заведующей роно. Впрочем, мне оправдываться было трудно. А у Толи вещественные доказательства — десяток газет.
— Смотрите, выступал Титов.
Секретарь горкома в недоумении:
— Перезвоню.
Оказалось, в тот злополучный вечер сотрудники ТАСС вдруг сообразили, что не послали на мероприятие корреспондента. Стали обзванивать редакции. Ответ один:
— И мы не посылали. На вас надеялись.
А в «Московском комсомольце» радостно отрапортовали:
— Наш корреспондент был. Материал уже в номере.
— Пожалуйста, продиктуйте заметку.
Продиктовали. Так липовый репортаж попал в сообщение ТАСС. Оттуда он был перепечатан всеми газетами страны.
■ ■ ■
К тому времени компания в нашем отделе информации собралась отличная: Юра Скворцов, Лена и Володя Бонч-Бруевичи, Виталий Гербачевский, Юра Дружников, Лёша Марков, Валя Иванова, Серёжа Есин…
Сергей Николаевич Есин, известный писатель, недавний ректор литературного института, делал тогда первые шаги. Не только в журналистике, но и в писательстве. На Север уехал, в длительную командировку. Письмо прислал:
«Дорогая наша любимая Муха. Наши заповедные лоси тоже шлют тебе привет и желают быть здоровой. А также кланяются тебе бобры… Сейчас мы только что испекли хлеб, накормили собаку и напились горячего чая с горячим же хлебом… В общем, почти за месяц лесной жизни я набегал на лыжах около трехсот километров. Еще раз обнимаю тебя. Твой Лосеночек».
Подарил книжку «Певец русской природы». «Моему первому редактору свою первую, еще очень плохую книжку, в знак того, что будет много еще и, конечно, глубокой любви. С.Есин, 13 дек. 64 г.».
У Серёжи Есина мы, «птенцы гнезда Иоффе», часто тусовались. В книге «Диалоги. Опись вещей одинокого человека» он вспоминает, как собрались все однажды у него дома. «Комната в центре Москвы у молодого парня была экзотической редкостью. Ни родителей, ни родственников. Светская жизнь вокруг одной или нескольких бутылок водки, сковородка жареной картошки… И один раз в светском угаре жизни мы едва не сожгли мутоновую шубу Лены Мушкиной. На боковой узкой стороне перегородки находилась вешалка: пара крючков для одежды. Народу в тот вечер было много, одежду просто перекидывали через перегородку. Лена со своей матерью, Ниной Леопольдовной, легендарной машинисткой из журнала «Знамя», чуть ли не целый год по утрам в субботу ходили отмечаться в очереди на эту шубу. И вот во время встречи, кажется, Нового года, кто-то небрежно перекинул новую шубу через перегородку. Так сказать, повесил. Рукав попал на горевшую по ту сторону перегородки электрическую лампочку…»
Зимой 2018 года бригада литературного института, в том числе Есин, поехала в командировку в Минск. Вечером, поужинав, договорились встретиться утром за завтраком. Утром Серёжа не проснулся…
Юрий Дружников писал в «Московском комсомольце» о науке. Потом стал писать книги. В 1969 году вышла повесть «Чебурашки». Фамилию героини, директора калошной фабрики, придумал — Ермушкина. Мои инициалы! Фамилия упоминается на многих страницах: улица Ермушкиной, стадион ее имени. «За столом, возле приза, сидит Ермушкина, почетная гражданка нашего города…» Книга с автографом: «Бесценной героине романа Ленке Мушкиной с любовью и нежностью — князь Калошин-Бутылкин с домочадцами челом бьет».
Лёша Марков тоже был неравнодушен к моей фамилии. Сочинский парень, душа компании, дальний потомок Горького: его мама — дочь Зиновия Пешкова, в письмах-записках обращался ко мне по-есенински: «Мушкино ты мое, Мушкино».
А Юре Скворцову больше нравилось называть меня просто Мухой — «Мухе, к которой всегда можно прийти под мухой».
Отделом литературы и искусства заведовал Женя Сидоров, в дальнейшем министр культуры РФ, ректор литературного института, постоянный представитель России при ЮНЕСКО. Сейчас первый секретарь Союза писателей Москвы. Женился на Вере, дочери главного редактора «Вечерней Москвы» С.Индурского. В 2012 году Евгений Юрьевич Сидоров и Ольга Наумовна, вдова Индурского, пригласили меня на вечер памяти в ЦДЛ — 100-летие Индурского. К этой дате Женя книжку выпустил «Его знала вся Москва». Подарил с автографом:
«Ты помнишь ли, Лена, Скворцова?
Ты помнишь ли, Лена, «МК»?
Со мною ты снова и снова,
В гробу мы видали ЦК».
■ ■ ■
При Алексее Флеровском оживилась работа всех отделов. Уникальный Степан Асланян, красивейший, интеллигентнейший. Кто-то сказал, что у него «тихая улыбка». Работал недолго — он и Борис Леонов ушли к Субботину в «Труд».
Зоя Васильцова работала в «Комсомольце» недолго. Ушла в «Комсомольскую правду», где вела рубрику «Спросите Зою». Потом Зоя Петровна Крылова стала редактором журнала «Работница», принимала активнейшее участие в подготовке энциклопедической книги «Журналисты России ХХ–ХХI». В это время мы общались часто; в чем-то я ей помогала. Однажды спросила:
— Зоя, как же ты жила в те годы, что мы не общались?
— Это были потерянные годы, — решительно сказала Зоя.
Александр Анатольевич Шифрин стал заведующим отделом информации после Бориса Евсеевича. Работалось с ним прекрасно. Ушел в «Экономическую газету», я там вела у него какую-то семейную рубрику. Женился на Гале Семеновой.
Много лет спустя, уже в «Неделе», я брала интервью у секретаря ЦК КПСС Галины Владимировны Семеновой. (До этого — главный редактор журнала «Комсомольская жизнь», потом журнала «Крестьянка».) Позвонила, представилась:
— Елена Мушкина, из «Недели»…
— Мушкина… Подождите… А я вас знаю? Кто-то мне о вас рассказывал.
— Наверное, Саша.
К тому времени Саша Шифрин умер. Большую часть интервью мы с Галиной Владимировной говорили о «Московском комсомольце»…
Таня Браткова, красавица, ушла из «Комсомольца» на вольные хлеба, книги стала писать. Мне подарила одну из них, «Пусть будет радостью дорога» с автографом: «Все мы вышли хоть и не из «Шинели» Гоголя, но из «Московского комсомольца».
С Володей Шахиджаняном знакомы лет сто. Впервые пересеклись в «Московском комсомольце». Общение многолетнее и постоянное; «вызывал» меня в прямой эфир на радио «Эхо Москвы», когда вел там ночные передачи.
■ ■ ■
Хорошо было в «Московском комсомольце». Печаталась едва ли не в каждом номере. В 1964 году, в год 45-летия газеты, получила Почетную грамоту Московского обкома ВЛКСМ. И памятный сувенир — поздравление в виде типографской матрицы, на специальном картоне, с которого отливают стереотипы для ротационных печатных машин, был оттиснут текст: «Дорогой, вечно юный для комсомольца друг…» В мае 1965 года — Диплом конкурса московских журналистов на лучшие репортаж и интервью.
От добра добра не ищут. Я и не искала. Меня нашли. Сначала Лев Колодный:
— Переходи к нам, в «Московскую правду». Сколько можно сидеть в молодежной газете?
Может, правда, пора?
Согласилась, прошла редколлегию. Юрий Иванович Баланенко, главный редактор, ручку пожал. Вдруг звонок из «Недели», Саша Менделеев:
— Беги скорей! Нам дали ставку!
«Неделя», воскресное приложение к «Известиям», открылась в марте 1960 года. С первых же номеров стала там печататься. К счастью, в «Комсомольце» это не запрещалось. Своего штата там не было: работали, в основном, сотрудники «Известий». И вот…
— Нам дали ставку!
Так к вопросу «Надо ли уходить?» прибавился «Куда уходить?»
С ужасом шла к Баланенко, отказываться. Он отнесся спокойно. А Лев Колодный был возмущен и обижен. На книге «Город как мир», подаренной мне в 1977 году, он написал: «Елене Мушкиной, единственной, кто отверг мое предложение…»
Мы тогда смеялись, отыскивая в этих словах другой, интимный смысл. Правда, потом Лев простил. Вот его автограф, оставленный на книге «Путешествие в свой город»: «Елене Распрекрасной (Мушкиной) от Льва Великолепного (Колодного) на память о молодости в Москве 1951–1956 гг.».
В результате ушла в «Неделю» в октябре 1965 года. Сказать, что уходила трудно, значит, ничего не сказать. Медом он, что ли, мазан, этот «Московский комсомолец»? Из «Недели» уже пришла бумага о переводе (тогда было важно, чтобы стаж не прерывался).
— Подписываю приказ? — спросил Флеровский. — С какого числа?
— Подожди, Лёша, я еще не решила…
Понял, что сама и не решу.
— Сделаем так. Иди в «Неделю» на месяц. Месяц!!! Зарплату буду платить. Работай там, решай.
Прошел месяц:
— Решила?
— Нет.
В тот период точкой опоры для меня был Володя Кривошеев, о котором я уже говорила. Он ушел в «Известия» раньше, в отдел пропаганды. Бегала к нему советоваться. Потом уехал собкором в Чехословакию, был там в 1968 году, когда в Прагу вошли советские танки. Володя отказался писать, что «Прага встречала наших воинов хлебом-солью». Немедленно был отозван в Москву. Лев Николаевич Толкунов, главный редактор «Известий», чтобы спасти Кривошеева, отправил его в «Неделю». Судьба: в «Московском комсомольце» мы сидели в соседних комнатах, в «Неделе» — в одной.
Кажется, Флеровский начал терять терпение:
— Даю тебе еще десять дней. Не решишь — подписываю приказ о переводе.
Так все и было. Перешла. И стала рыдать, локти кусать: «Зачем? Тут все другое!». Однажды вышла в телефонную будку, набрала Флеровского:
— Не бросай трубку. Не кричи… Лёша, возьми меня обратно!
Мудрый человек был Лёша Флеровский — второй раз повторяю эту фразу. Понял, в каком я состоянии. Трубку не бросил, говорил спокойно:
— Не волнуйся, конечно, возьму. Но ты ведь знаешь: ставка твоя занята, на ней Олег Калинцев. Обещаю, первая освободившаяся будет твоей. Если еще захочешь…
Не могу сказать, что я успокоилась. Но на душе стало чуть полегче. И все равно каждый вечер ездила в газету. Номера подписывались поздно, а «Неделя» — еженедельник, там долго не засиживались. Перебегала Пушкинскую площадь — и на маршрутку №15, прямо до Чистых прудов. Воздухом комсомольским дышала…
А кроме того, «вербовала» авторов — кем же буду руководить на новой работе?! Конечно, из «Московского комсомольца»! За мной в «Неделю» потянулись Володя Коненко, Тоня Григо, Лиля Сапожникова, Влад Янелис…
Однажды в коридоре встретила Флеровского. Хитро так посмотрел на меня:
— Ставка свободная есть. Вернешься?
— Нет, Лёша, уже не вернусь. Спасибо.
Ну а окончательно я успокоилась только после того, как Алексея Ивановича Флеровского сняли с работы, в 1967 году. Газета перестала быть для меня родным домом.
■ ■ ■
Я проработала в «Неделе» 33 года. Как в сказке — 30 лет и три года. 10 декабря 1989 года на страницах «МК» — интервью с главными редакторами нескольких изданий:
«Не могли бы вы сказать пару слов о том, как относитесь к «МК».
Виталий Сырокомский, главный редактор «Недели»:
— Выражение «кузница кадров» сегодня звучит комично или насмешливо. И все же я рискну применить это выражение былых эпох к «Московскому комсомольцу». Я имею в виду разные эшелоны «МК»… «Неделя» тоже поживилась на «МК» — мы не представляем нашу работу без воспитанников «МК» Елены Мушкиной и Надежды Головковой. Недавно к нам пришел Василий Гатов, потом Елена Салина. Пригласили их на самые низкие ставки, честно говоря, даже искусственно заниженные, дабы шли к нам не ради высокой зарплаты, а ради интереса к изданию. Вчерашние «комсомольцы» так шустро начали свой путь в «Неделе», что уже спустя несколько месяцев мне пришлось повысить им зарплату. Вы растите хорошую смену!
…По иронии судьбы два дня рождения, «Московского комсомольца» и мой, — совсем рядом. 11 и 13 декабря. Газете 100 лет. Мне немножко меньше.
Все материалы, связанные с работой в «Московском комсомольце», я, коренная москвичка, передала в Центральный Государственный архив Москвы.
