Поэт, невольник чести, он разошелся на цитаты. «Это уже слава», — сказал Владимир Вишневский и весело посмеялся над собой. Ирония — вот что его спасает. С ехидным прищуром он смотрит на жизнь и на себя, любимого. Он замечателен во всех своих проявлениях. Вот посмотрите!
«Поэт, он подрабатывал стихами»
— Скажи, сейчас в России поэт все так же больше, чем поэт?
— А в 90 е из уст коллеги прозвучал и вовсе горький парафраз: «Поэт в России меньше, чем поэт». Не сочти за пафос, но в России — стране слов — «почва и судьба» дышат Поэзией, и она в любые времена будет рождать/воспроизводить поэтов, в том числе и равных этому званию… Я как-то залихватски изрек — с приветом кумиру детства Евтушенко: «…И пусть меня эстеты не спросили,/ своим примером всем им дам ответ:/ я подтверждаю, что поэт в России как минимум не меньше, чем поэт!»
— Ну и как живется поэту нынче на Руси, если он не Евтушенко? На жизнь хватает?
— Живется!.. И на мою — хватает. Хотя и хватать должно дальше, выше, сильнее. Главное — никого не нравоучаю — подавать признаки своей жизни: генерировать, писать, выступать, сниматься в кино, пока зовут…
— То есть у нас теперь как в Америке: поэзия тебя прокормить не может? Если ты не Бродский, конечно, после Нобелевской премии.
— Бродский преподавал, как известно, в университетах. Но к его фигуре я боле не приближаюсь, дабы избежать и намека на аналогии… «Поэт, он подрабатывал стихами» — обмолвился я как-то — и это оказалось алгоритмом существования для многих, включая меня. На гонорары и от востребованных книг прожить нельзя, и я живу и литературной, и публично-шоуменской деятельностью — выступаю, люблю и, говорят, умею это делать. Могу и церемонию провести — и не считаю сие низким делом. Мне есть куда возвращаться — в мой кабинет.
Но для меня уныние точно грех: поскольку книги мои продаются, меня издают — и не за «свой счет», как тех, за кого я переживаю, хотя и они, когда были в силе, меня не «пущали», а я вот и помог кое-кому, ну да ладно…
— Тебе когда-нибудь приходилось доказывать, что ты поэт?
— Доказывать в основном приходилось: я тот самый Владимир Вишневский. Когда меня называют одним из самых цитируемых поэтов России, я скромно не возражаю. На одностишия я ненароком подсадил, как мне сказали, тысячи людей русскоязычного мира… Но, отправив столькое в народ: от «как же нужно любить человека, чтобы взять и приехать к нему» до «а я дзюдо любил и до» и «о, как внезапно кончился диван!» — я не все получаю обратно под своим именем. И приходится жестко поправлять, а то и настаивать на своем авторстве. Справедливости ради: когда мне приписывают не только всякую хрень, но и хорошее чужое, я мгновенно реагирую и вношу ясность.
Не скажу, что своей стихотерапией останавливал сражения, но однажды все-таки развел конфликтующие стороны стихами с концовкой: «Выясняли вы отношенья/ До полнейшего их крушенья./ До взаимоуничтоженья».
Как-то в 90 е на городском пляже ко мне подполз новорусского вида мужик — почти из анекдота тех лет! — чтобы уточнить, не Вишневский ли я. Нехотя признался. Вскоре он вернулся с просьбой сказать, что это не я. «А то я своей бабе тока что поездку в Турцию проспорил…» Нет, сказал я, проспорил — вези!.. И, очевидно, рисковал…
— Но, чтобы тебя читали, о тебе не должны забывать. То есть приходится хлопотать лицом, да?
— Это ты режиссерское выражение употребил. А тут — поднимай выше! — все куда масштабнее и трагикомичнее. Хлопотать надлежит всей своей личностью, когда живешь в режиме хронического самообнародования, и скромность по определению не входит в число профдостоинств… И что до непустых хлопот, то архиважно быть на каждом этапе интересным не только «городу и миру», но и себе самому, креативному — во что бы то ни стало… Я говорю: простите ЗА! Делай, что должен и — будь…
— Ты принимаешь все телевизионные предложения?
— О, далеко не все, но справедливости ради или, применяя термин Евтушенко, «самобезжалостно» признаю, что бывал и не слишком разборчив, на грани всеядности, не прислушиваясь к «чуйке».
Сегодня могу и уйти из эфира или, как было недавно, поняв, что к чему, развернуться и уехать до начала съемки — о, такой адреналин!.. Конечно, отказываюсь обсуждать личную жизнь тех, с кем пусть и не близок, но все же по одну сторону сцены. Все эти «разводы века»…
— Но ты же знаешь, что такое телевизор. Он может тебя унизить своими бесконечными эфирами, как, к примеру, Михаила Задорнова, светлой памяти. А может, наоборот, быть очень полезным, как для Жванецкого, которого дают лишь раз в месяц, и все…
— Ну не мне ругать Телевидение, этот Молох…. При всем цинизме форматов. Ничего, кроме благодарности. Как написали твои коллеги про «феномен живого классика Вишневского: страна знает не только его стихи, но и его лицо». И — наоборот… Когда на питерском канале шесть лет назад сняли пилот моего «Ноу-Хауса» и сами же его зарубили, то пеняли друг другу, одновременно извиняясь: ах, мы не так сняли Вишневского! Но при этом переделывать не стали!
— Вообще, как снимать Вишневского, ты знаешь? Вот я смотрю продюсерскую памятку одной из программ, куда тебя пригласили ведущим: «Средний план, выражение лица — удивленное недовольство, пусть поводит глазами, будто что-то высматривает, зевает (прикрывает рот рукой)…». И ты всему этому подчиняешься?
— Я, как это ни покажется кому-то странным, умею быть командным человеком. И все, от звуковиков/операторов до продюсеров, радостно удивлялись, как я все дисциплинированно делаю… Я ведь не просто в соответствии со своей легкой лирой телевизионен — профессионалы то и дело говорили обо мне как о готовом телеведущем, просто формат для меня адекватный не находился. Но я много чего вел: от телесобрания сочинений «Вишневский сад» на НТВ до «Парка юмора» на ТВЦ. А как успешно я проходил кастинги!.. Просто проекты потом не выходили из-за продюсерско-канальных разногласий… Был я одним из четырех полуфиналистов на «Кто хочет стать миллионером?» в начале «нулевых» — Первый канал принял тогда единственно правильное решение, если объективно.
Словом, не теряя самоиронии, скажу: для нашего ТВ я недореализованный ресурс. Так что на вопрос «как снимать Владимира Вишневского?» отвечаю: «При жизни!» — и это не реприза в ответ…
«Ты мне роди, а я перезвоню»
— Было ли так, чтобы ты сам сказал про себя: ай да Вишневский, ай да сукин сын?
— Ну бывало — а с этим и не стоит частить. Например, недавно, успев сдать в срок новую книгу, ради чего полтора месяца ежедневно приезжал на верстку и буквально вышивал страницу за страницей, шел по городу, пошатываясь от почти счастья осознания того, что ее выход в свет боле не зависит от моей физической целости-сохранности… А как-то пушкинский возглас имел место, когда я зафиксировал это: «Жить надо так, чтоб не сказали «помер».
— Ты видел людей, говоривших прямо-таки цитатами из тебя?
— Я их пока вижу, слава богу, еженедельно, а в Сети и того чаще… Там есть пользователь Юрий В., который на каждый пост извлекает из меня цитату, причем такое иногда, что сам я почти забыл… Ну а в реале все еще случается немало не только приятного. Однажды в бассейне я, поскользнувшись, грохнулся и услышал над собой: «Давно я не лежал в Колонном зале» — и контрольное, уходя: «Лежи вот здесь и бусы не снимай». В материале товарищ… не ношу с собой это фото, которое на автограф-сессии вручила мне девушка, знающая как минимум «ты мне роди, а я перезвоню!» — с такой подписью: «Я вам рожу — вот номер телефона!». Меня один гибэдэдэшник идентифицировал нечаянно лестно: а, ну это вы еще цитатами пишете?..
— Ну а сам ты разве не раб своих цитат? Ты же понимаешь, что от тебя ждут только стихов, особенно одностиший?
— Ну оно не самое голимое рабство… Планида, а то и судьба. Хотя и приходится иной раз отбиваться: «Ну только не надо лепить образ маньяка, передвигающегося по миру при помощи собственностиший!..»
Одна дама, угощая меня на летней палубе, в момент приема конфеты в дар почти потребовала: а одностишие?.. Да, ждут, но, как бы это подчас ни раздражало, я уже умею спохватывать себя. Вот человек подсел вальяжно с вопросцем: «Ну а как дела на поэтическом фронте?» — и я говорю себе: «Терпи, Вова! Цени и — благодари…».
Скажи спасибо, что пока востребован, и это тобой занимаются люди, это тебя встречают в аэропорту, возможно, опережая узнаванием, у тебя берут интервью, тебя гримируют, тебе вешают в петличку микрофон, и это ты в кадре… Наконец, это ты занимаешься не вынужденной деятельностью, а любимой, и даже получаешь за все это какую-никакую зарплату. Так что рефрен моей нынешней жизни прост: «Еще скажи спасибо, что…». И — никаких эйфории и самоупоения.
— Ты иронический поэт. Вас мало, избранных: Иртеньев, Орлуша, Быков… На каком месте ты в этом ряду?
— Когда я вновь слышу применительно к себе, пииту, этот условный эпитет, то всегда слегка протестую, напоминая, что я еще и лирик, и все больше, пусть не столь небезызвестный, как ироник, но в знаменитую антологию «Строфы века» вошли мои именно лирические стихи! Так что не все так иронично….
Названный тут ряд вполне достойный: Иртеньев, классик жанра, он великолепен, Орлуша ярко утвердился за какие-то 3–4 года, Дима Быков шире любых рамок, универсал, которого я, между нами, считаю и.о. гения. Но я хочу быть идентифицированным отдельно, вне… Пусть эта блистательная триада делит первое место. А я готов быть вторым. И — перефразируя великого скрипача Иегуди Менухина — «не потому что первых много, а я, второй, такой один…»
— Ты стараешься быть актуальным, но политически ты совсем не злой, не кусаешь власть. Хочешь с ней дружить, чтобы печатали?
— Не скажи, у моих читателей иное мнение… И у продюсеров федканала, которые вырезают все мое новое из телеверсий. Но «Золотое перо» мне вручили «…и за сатиру на ТВ»! Видимо, те, кому положено по работе, книг моих не читают… Только тсс!..
«Считайте деньги! Шоб их не счытать»
— Ты часто выезжаешь на гастроли, ты практически артист. И в кино снимаешься. Не было у тебя такого, как у Марии Ароновой, когда ей где-то в провинции не заплатили деньги перед спектаклем, а она вышла на публику и сказала, что играть не будет, пока ей не заплатят?..
— Не стану о(б)суждать милую мне талантливейшую Машу — она, увы, имела на это право, еще и рассчитывая на «помощь зала». Мы все тут собратья, и это не артисты обманывают, а их норовят кинуть. И у каждого своя история отношений с разными импресарио, и всяк хотя бы раз, но попадал… И не только горький опыт, но и кое-какие принципы сложились. Подписался, вышел на сцену — изволь иметь успех. А уж заявлен — выходи: безвинный зритель точно страдать не должен. Я к публике отношусь, опять же цитируя Евтушенко, «почти религиозно» — не путать с прогибом/потрафлением дурновкусию. Она обладает коллективным вкусом. И «пройти» у нее надо не любой ценой, а тем, чем лично все еще интересен…
А вообще, жизнь чем дальше, тем почему-то короче… И когда звонит непроверенный «организатор» и вербует да еще на унизительных условиях, я сегодня говорю примерно так: знаете, у меня на остаток жизни есть два приоритета — слава и деньги (благотворительностью я тоже занимаюсь, но по своему — подчеркиваю! — плану), так вот скажите, в вашем лестном предложении присутствует хотя бы одна из названных составляющих?..
— Ты много выступал вместе с Аркадием Аркановым и написал, по-моему, лучшую статью его памяти. Вспомни, пожалуйста, какие-то моменты из жизни, с ним связанные.
— Да, мы дружили, а не только гастролировали в одних программах — а партнер он, кстати, был идеальный… Он был моим другом, чуть ли не единственным из старших. Ну один из трех, кто меня восхищал и в чьем одобрении я нуждался. Мне прямо-таки по-мальчишески хотелось отличаться в его глазах. И как важно было заботиться о нем в поездках! Я даже в дорогу заготавливал кроссворды, без которых он почти не мог коротать ожиданий/полетов. И вспоминается много чего красивого, те шедевры общения, которые оказывались возможны лишь с ним.
Однажды на гастролях в Израиле… Стою я на балконе гостиницы и смотрю то на море, то вниз, где наблюдаю Аркадьмихалыча. Он, красиво дымя, смотрит непосредственно на небо. Проследив направление взгляда, я понял, ч т о могло его т а м заинтересовать. По небу двигался светящийся объект. Неопознанный, летающий… И я вижу, как Аркан лезет в карман за телефоном и начинает звонить. Как выяснилось, мне — это значит, в роуминге — через Москву: «Вова, по-моему, это НЛО… Ты видишь?!.» — «Ага!.. Конечно, НЛО!..» И вот мы с ним еще несколько минут, созвонившись в Израиле через Россию, обсуждаем явление НЛО над Землей обетованной!
Он был и остался для меня образцом достоинства, личного стиля и вкуса, фигурируя т а м, где было так легко переборщить, сбиться НА, надоесть людям. И он — не стоит забывать — большой писатель. И сам из тех штучных, кого сегодня чем дальше, тем больше не хватает.
— Михаила Евдокимова вспомни, пожалуйста.
— Мы были с ним дружны еще с тех давних пор, когда он просил что-то написать для него, и я даже это сделал, не будучи репертуарным автором… Миша был самобытным русским человеком, многоталантливым… Уже в статусе звезды, в последние свои эстрадные годы, уходил от гарантированного успеха, когда начал исполнять как актер длинную «сермяжную» прозу, и на этом даже проигрывал. Слава народного любимца привела его во власть. Чем это закончилось — известно. Он остался еще и трагической фигурой.
Помню, в год гибели, в феврале 2005 го, после дня рождения Олега Митяева, куда он поспел в очередной свой рабочий прилет в Москву, мы играли в бильярд у него ночью, и он рассказывал что-то из новой своей нестоличной жизни. Удивлялся, что его яростного конкурента по выборам, бывшего губернатора края, собираются поставить над ним — полпредом президента. С беззлобной такой улыбкой сравнил: «Это все равно что после Второй мировой назначить Адика Гитлера смотрящим по Европе…» А еще сетовал на прессу — за то, что, когда он ездил в гости к Лукашенко плюс покупать для края трактор, их фотографию, где оба в брутально черных очках, кажется, на параде, сопроводили подписью: «Вот и встретились два одиночества». Мне, кстати, вчера донесли, что Батька, когда распекал присутствующих, меня процитировал, утрируя акцент: «Считайте деньги! Шоб их не счытать!». Мое ж одностишие, но речь не обо мне…
— Ну скажи тогда что-нибудь про сегодняшнее время одной строкой.
— Вот и ты туда же… Ладно: «Наша жизнь есть обход блокировок».
