Число жертв Великой Отечественной, увы, продолжает увеличиваться даже 75 лет спустя после ее окончания. 20 октября в одном из школьных музеев погиб подросток, в руках у которого взорвался боеприпас, найденный на местах сражений за Москву и перенесенный в музейную экспозицию. Насколько уникален этот трагический случай и есть ли вероятность повторения подобных ЧП? Откуда берутся в выставочных помещениях взрывоопасные реликвии из далекого прошлого, кто и почему ненароком «минирует» музеи?
Страшная трагедия случилась в подмосковной Лобне днем во вторник. В музее, расположенном в одном из помещений детско-юношеского центра дополнительного образования, прогремел взрыв. Оказалось, 14-летний активист военно-патриотического клуба, работающего в этом центре, зачем-то попытался разобрать выставленный в экспозиции малокалиберный снаряд. Боеприпас неожиданно взорвался, тяжело ранив школьника. Мальчик скончался от потери крови еще до приезда медиков скорой помощи.
Судя по предварительной информации, появившейся в ходе расследования, снаряд, скорее всего, принес в музей педагог, руководитель военно-исторического клуба. Мужчина уже давно увлекается проведением поисков на местах боев 1941-1942 гг. под Москвой. Многие из сделанных при этом находок он размещал в музейной экспозиции, созданной при клубе.
При изучении выставленных в этой комнате реликвий Великой Отечественной прибывшие специалисты-взрывотехники обнаружили среди них еще несколько опасных предметов, которые могли при неаккуратном обращении с ними «шарахнуть»: два комплектных, сохранивших свою пороховую начинку снаряда от 20-миллиметровой авиационной автоматической пушки, два взрывателя от минометных мин… Как передают новостные агентства, по словам самого педагога – организатора музея, эти боеприпасы были найдены во время раскопок на местах боев под Москвой. Размещая их в экспозиции, мужчина полагал, что старое «железо» уже не представляет опасности после стольких десятилетий пребывания в земле.
Позднее официальный представитель подмосковного главка Следственного Комитета России Ольга Врадий заявила, что предполагаемые виновники случившейся трагедии арестованы: «В Лобне задержаны директор центра и педагог дополнительного образования, подозреваемые в незаконном обороте оружия и халатности, приведшей к смерти ребенка».
Музеев, в которых демонстрируются сохранившиеся раритеты Великой Отечественной войны, в нашей стране десятки тысяч. Среди них огромное множество – это маленькие экспозиции, созданные в школах стараниями ребят и их учителей и являющиеся эффективным средством патриотического воспитания подрастающего поколения.
Как правило, «портрет» такого школьного музейчика вполне стандартный. В специально выделенной комнате (реже – в нескольких комнатах) демонстрируются письма военного времени, книги мемуаров, военная форма, медали, на стенах висят рисунки, схемы боев, фотографии… И конечно же в числе самых популярных, самых интересных ребятам экспонатов – «железо», сохранившееся с той военной поры: проржавевшие каски, искореженные взрывами и временем ружья и автоматы, солдатские котелки, а еще осколки и пули, гильзы, патроны, снаряды, «хвостатые» мины…
Как само собой разумеющееся предполагается, что боеприпасы, оказавшиеся в музейной экспозиции, дезактивированы и не представляют никакой опасности. Но всегда ли это так на самом деле? И откуда они вообще появляются в школах, ружья-снаряды-каски, уцелевшие со времен войны?
Разобраться в этом корреспондент «365NEWS» попытался с помощью педагогов — руководителей школьных музеев. По понятным причинам эти энтузиасты предпочли «не расшифровывать» имена и адреса.
— Существуют ли какие-то документы, регламентирующие порядок размещения в школьных музеях образцов вооружения, найденного на местах боев? – интересуюсь я у Натальи Т., учителя истории и руководителя музея школы, находящейся в одном из маленьких периферийных городков.
— Есть утвержденные регламенты, но они датированы еще советским периодом. Эти документы я нашла в интернете и использую в качестве методического пособия при своей работе. Например, оформляю при поступлении каждого нового экспоната акты приемки-сдачи с подробным описанием объекта, с указанием места, где данный предмет был найден, с фамилией передающего его человека… А вот более современных распоряжений на сей счет нет.
— Вашу работу, содержимое ваших витрин и стендов никто не контролирует?
— Проверяющих «извне» за те годы, что я руковожу музеем, ни разу не было. Разрешение на работу музея всегда оформлялось «по умолчанию» — в пакете документов, получаемых школой при ее лицензировании на очередной период времени. Но есть внутришкольный контроль. Перед началом каждого учебного года директор школы приходит в нашу музейную комнату, проверяет. Хотя, конечно, в основном при этом обращается внимание на внешний вид: хорошо ли отремонтировано помещение, чисто ли в нем, аккуратно ли расставлены и развешаны экспонаты, надежно ли закрываются окна и двери… После такого обхода музей получает директорское «добро» на работу с ребятами в новом учебном году.
Сейчас начата работа по созданию в масштабах страны электронной базы данных: по линии центров патриотического воспитания задумали сделать портал, содержащий сведения о всех школьных музеях страны. Однако, как я на собственном опыте убедилась, там пока очень сложная цепочка действий: музей должен свои данные переслать в городские инстанции, оттуда обобщенные сведения поступают на районный уровень, дальше – на областной, затем уже на федеральный, и лишь потом, когда дело дойдет до самого «верха», у нас появится возможность разместить информацию о своем музее на общем портале… И еще одна инициатива: Музей Победы запустил программу добровольной сертификации военно-патриотических музеев. Но участвовать в ней или нет, каждая школа решает сама.
— Откуда в вашей экспозиции появляются военные артефакты?
— Что-то приносят наши ученики, — вещи из солдатского обихода, письма и фотографии из семейных архивов… А вот всякие боевые предметы по большей части получаем от ребят-поисковиков – как отдельных энтузиастов, так и участников экспедиций.
— Какая-то проверка «на взрывоопасность» при этом проводится?
— Ну я по этой части уже человек знающий, меня и сами копатели научили методам контроля. Обязательно проверяю, чтобы все патроны-мины-снаряды были предварительно обезврежены: в каждой гильзе была дырка просверлена и порох оттуда удален. Если гранату принесут, то у нее должна быть внутри корпуса пустота вместо взрывчатки, а взрыватель заменен деревянным муляжом.
Впрочем, когда-то такого опыта не было. На рубеже 2000-х случилось в школьном музее ЧП, к счастью не приведшее ни к каким потерям и жертвам. Один из дарителей — парень, самостоятельно занимавшийся раскопками на местах боев (таких называют теперь «черными копателями»), привез нам 5 или 6 обнаруженных им где-то при работе в поле противотанковых мин. Эти огромные «кругляши» некоторое время украшали собой музейную экспозицию. Но в один прекрасный момент ими заинтересовался школьный сторож – бывший военный. Он пришел после этого весьма взволнованный: «А ведь на ваших минах взрыватели вставлены! Один, похоже, даже в боевое положение приведен!» Срочно вызвали саперов. Они подогнали к школе специальный грузовик, осторожно перенесли в него все эти мины и вывезли их на полигон для уничтожения.
А несколькими годами ранее наш музей, как и многие такие же школьные музеи подвергся массированной «атаке сверху». Это были «лихие» 90-е, в стране наблюдался разгул преступности в том числе с применением огнестрельного оружия. Вот где-то в высоких кабинетах и решили перестраховаться: появилось распоряжение, что нужно сдать в соответствующие органы даже некомплектные образцы оружия времен войны. Помнится, у нас хотели забрать тогда источенный ржавчиной ствол от ручного пулемета! – Мол, вдруг кто-нибудь его использует для сборки самодельного ружья?!
Другим моим собеседником стала Нина М., руководитель музея в одной из школ крупного города.
— Раньше, бывало, время от времени вызывали специальную комиссию. Они приезжали в музей, осматривали экспозицию, в том числе и на предмет безопасности демонстрируемых здесь предметов. Если все в порядке, выдавали справку, которая разрешала нам работать с ребятами, проводить в музее занятия и экскурсии. Однако последние лет 7 ничего этого нет. По крайней мере нашу школу никакие подобные комиссии за это время не посещали.
— А как вы обеспечиваете безопасность боеприпасов, которые появляются в экспозиции? Они же должны быть дезактивированы…
— Какие-то снаряды и патроны нам приносят уже разряженными. А в некоторых случаях приходится действовать самим. Наши умельцы аккуратно сверлят дырочку в гильзе, вытаскивают через нее изнутри порох… Но официально никакими документами проведение подобных работ не фиксируется и никаких справок о проведенном «выхолащивании» по имеющимся в музейной коллекции боеприпасам нет…
Удалось побеседовать также с одним из потенциальных «поставщиков» военных реликвий в школьные музеи. Григорию – так он просил себя называть, — не нравится термин «черный копатель», он предпочитает для своего дела другое обозначение: искатель-индивидуал.
На протяжении уже многих лет с середины весны и до поздней осени Григорий регулярно выезжает в свои индивидуальные экспедиции – на запад, на север, на юг от Москвы, туда, где шли бои во время Великой Отечественной. Копатель признался, что военные артефакты, передаваемые им в школьные и иные музеи, это его трофеи «второго сорта».
— Я туда передаю, то, что мне самому для моей домашней коллекции не годится, и что на продажу выставлять бессмысленно – будет стоить копейки. В основном в музеи идут проеденные ржавчиной каски, сильно деформированные и поврежденные коррозией фрагменты винтовок, автоматов, пулеметов, помятые, разорванные снарядные гильзы или солдатские котелки…
— Комплектные боеприпасы ведь тоже, наверняка попадаются во время раскопок. Вы их музеям передаете? При этом дезактивируете?
— Честно признаюсь, лично я предпочитаю с боеприпасами не заморачиваться. Обнаружив случайно в земле такой «подарок», стараюсь его аккуратно обойти или уж при необходимости осторожненько перенести в на другое место, чтобы не мешал копать дальше. Конечно, навыки обращения с взрывными устройствами имеются, в конструкциях различных мин, гранат, взрывателей для них я разбираюсь, но предпочитаю работой сапера не заниматься. Такое правило для себя принял после того, как несколько лет назад от случайного взрыва старой гранаты погиб мой знакомый – такой же искатель-индивидуал. Он тоже хорошо разбирался в конструкции боеприпасов, но ведь это «железо», пролежав в земле более полувека, зачастую становится непредсказуемым и может рвануть совершенно неожиданно, невзирая на все принятые человеком предосторожности.
Лишь несколько случаев у меня было, когда все-таки забирал с собой найденные снаряды или мины. При этом всегда предварительно их «потрошил» и уничтожал боевую начинку. Я принципиальный противник того, чтобы найденное старое оружие и боеприпасы возвращать к жизни и использовать по прямому назначению. Поэтому и все найденные в приличном состоянии «стволы» обязательно выхолащиваю перед тем, как они окажутся в чьей-то коллекции. Естественно, что оружие, которое я передавал в школьные музеи, было в таком состоянии, которое в принципе не позволяет сделать выстрел. А все снаряды-мины были мной разряжены и представляли собой абсолютно безопасные пустотелые корпуса.
Бывают и весьма «эксклюзивные» случаи, при которых в музейные коллекции вдруг попадают вполне исправные боеприпасы военного времени. Об одной такой истории автору этих строк рассказали много лет назад сотрудники недавно открывшегося тогда на юго-западе столицы Государственного музея обороны города Москвы.
Среди экспонатов в зале была выставлена бутылка с «коктейлем Молотова», «приготовленным» москвичами в далеком 1941-м. Как пояснили музейщики, это образец КС — первой в истории войны самовоспламеняющейся бутылки с зажигательной смесью. Поллитровка с налитым в нее бензином снабжена специальным химическим запалом: к бутылке при помощи резиновых колец прикреплены несколько стеклянных колбочек со специально подобранными химическими составами внутри. Когда колбочки разбиваются (при ударе о броню вражеского танка, например), их содержимое выливается, вступает друг с другом в химическую реакцию, которая дает вспышку, поджигающую бензин, вытекший из расколовшейся бутылки.
Данный военный артефакт в музей принесла пожилая женщина, которая в годы войны, будучи журналисткой одной из газет, брала интервью у ученых, разработавших химический запал. На память об этой встрече изобретатели подарили ей «авторский экземпляр» бутылки КС. Долгие годы потом этот хрупкий боеприпас в полной целости, сохранности (и боеготовности!) хранился дома у этой дамы. На бутылке даже сургуч, которым запечатано ее содержимое, не был поврежден! Узнав о создании нового музея женщина принесла этот «реликт», чтобы подарить его для открывающейся экспозиции.
Музейщики, конечно, с благодарностью приняли столь ценный презент. Однако практически сразу же приняли меры к превращению реально опасного боеприпаса в безобидный муляж: бутылку и прикрепленные к ней колбочки по очереди осторожно вскрыли, вылили оттуда их боевое содержимое, а взамен наполнили обычной водой.
