По каким признакам можно догадаться, что подросток стал опасным для себя и других и готовится напасть на окружающих? Можно ли предотвратить такое преступление? И чья это миссия: школьного психолога или его коллеги из колледжа? Родителей? Классного руководителя? Ответы на эти вопросы, приобретшие особую остроту после вчерашней трагедии в Керчи, оставившей после себя 20 трупов и более пяти десятков раненых.
Глава Ассоциации детских психиатров и психологов Анатолий Северный:
— Первый вопрос — а можно ли в принципе предотвратить этот ужас, сработать на опережение, «выловив» психологическую готовность подростка совершить нападение на свой колледж, школу или отдельных граждан?
— Да, специалистам это под силу.
— Вы имеете в виду школьных психологов?
— Конечно же, нет. Существование школьных психологов в их нынешнем виде — вещь абсолютно бесполезная и бессмысленная. На каждого из них приходится по несколько сот, а то и тысяч учащихся плюс персонал школы. Ну что реально он способен сделать в таких условиях? Может ли оценить нюансы состояния подростков? Ответ очевиден. Поэтому я имел в виду не их, а специалистов-профессионалов специализированных многопрофильных центров.
— Но для того, чтобы они занялись ребенком, вначале к ним надо обратиться. Сделать это могут только родители. А, значит, им надо четко понимать, когда надо бить тревогу. Что должно навести на мысль, что с ребенком что-то не так?
— Любые настораживающие изменения характера поведения сына или дочери: резкое изменение интересов, внезапная потеря близкого контакта с родными — короче говоря, все, что вызывает беспокойство. Вариантов может быть масса. Например, ребенок вдруг перестал учиться. Или резко изменился стиль его общения — стал резким, грубым. Или он совсем ушел в себя. Или изменил отношение к еде: потерял аппетит или, напротив, стал объедаться, чего раньше никогда не было. Все это — тревожные симптомы, которые обязательно должны насторожить родителей. И если характер этих или других тревожащих изменений стал устойчивым, надо идти к специалистам.
— А специалист сможет понять, почему ребенок потерял аппетит — от того, что задумал совершить нечто страшное, или же просто влюбился в соседку по парте?
— Квалифицированный специалист точно сможет.
— А может ли заметить неладное классный руководитель?
— Вообще-то это не его дело. Но если он не только учитель-предметник, но также прошел и специальную психолого-педагогическую подготовку, то в принципе может. Вот только такой подготовки у подавляющего большинства наших учителей нет, а та, что в редких случаях имеется, не отличается высоким профессиональным уровнем.
— А вы в своей практике сталкивались с детьми, находящимися, что называется, на грани?
— Конечно, сталкивался. И не раз: детей с агрессивными тенденциями приводят к специалистам регулярно, и мы корректируем их поведение.
— И всегда добиваетесь успеха?
— Вопрос не профессиональный! Ситуации бывают разными. Например, кому-то можно помочь амбулаторно, а кто-то должен пройти курс лечения в стационаре. Все зависит от конкретного состояния ребенка. Но мы всегда стараемся помочь.
— Можно ли, на ваш взгляд, выделить самый «опасный» возраст для совершения преступлений, аналогичных только что произошедшему в керченском колледже?
— Да, пожалуй. Он наступает после 12-13 лет. А самым рискованным в этом смысле является десятилетие с 15 до 25 лет.
— Неужто человек в 25 лет не способен еще контролировать свои эмоции и адекватно себя вести?
Многие, конечно, могут. Но есть люди, характеризующиеся поздним инфантилизмом.
Школьный психолог школы № 686 «Класс-центр» Любовь Лободанова:
— В состоянии ли школьный психолог предотвратить трагедии с участием своих подопечных?
— Наличие в школе психологов — фактор, безусловно, благотворный, поскольку в противном случае ситуация была бы хуже. Мы проводим постоянный мониторинг, например, — суицидальных наклонностей детей. И это позволяет выявлять ребят, у которых есть к этому предпосылки. Тогда мы связываемся с родителями и предупреждаем их, что на такого ребенка нужно обратить особое внимание. А не будь в школе психологов, и эти случаи могли бы остаться незамеченными. То же самое в отношении учащихся с повышенной агрессивностью. Если выявлена ситуация, когда ребенок может навредить себе самому или окружающим, мы обязательно связываемся с его родителями, а также ставим в известность школу. А дальше с ним работают специалисты: медики, работники социальных служб и т. д., в зависимости от конкретной ситуации.
— Можно ли что-то улучшить в сложившейся системе?
— Конечно, должно быть больше психологической поддержки семей! Причем не на площадке школы.
— Почему?
— Во-первых, потому что в школе, где учится их ребенок, родителям гораздо сложнее раскрыться, поделиться информацией, чем в независимом психологическом центре. А, во-вторых, потому что никакая отдельная работа с ребенком не помогает так хорошо, как работа со всей семьей в целом. Знаете, на приемах подростки часто жалуются, что дома их не слушают и не слышат. Между тем, контакт со своим ребенком, причем, с самого раннего детства, крайне важен! Если его нет, родители просто не поймут, что происходит с их сыном или дочкой.
— А что может стать спусковым крючком для трагедии?
— Да что угодно! Например, мама не дала денег на школьный завтрак. Или подружка сказала, что у него прыщи. Ну а если в основе проблемы лежит психическое заболевание, то повлиять может даже сезон. В любом случае. если родители почувствовали неладное, надо обращаться к специалистам. И всегда помнить: это — твой ребенок. И независимо от того, какие у него оценки, он нуждается в любви близких и должен быть уверен, что в трудную минуту сможет к ним обратиться за помощью и поддержкой.
