Падения на рельсы — это, увы, обыденность для московского метро. Поезда «следуют с увеличенным интервалом» по этой причине едва ли не через день. Машинист, переживший два таких происшествия, и психолог объяснили «365NEWS», как и почему это происходит и что можно сделать, чтобы суицидов на рельсах было меньше.
Фото: Наталья Мущинкина
«Поезда следуют с увеличенными интервалами» — «Затруднено движение на участке…» — «Нет движения поездов на участке…, выбирайте маршруты объезда». Самая распространенная причина сбоев в графике движения – увы, падение на рельсы. Это не всегда происходит намеренно – бывает, что человек оступился, бывают и криминальные случаи. Но, по мнению машинистов, «суицидников» все-таки большинство.
— Два раза сталкивался с этим, — рассказал Алексей П., машинист московского метро с 7-летним стажем. – У коллег тоже бывало, редко кто из машинистов обходится без таких сюжетов. Сообразить тут ничего не успеваешь, даже выругаться нет времени – все уже произошло. На автомате тормозишь, высаживаешь людей из вагонов, сообщаешь по радио об еще одном «прыгуне»… И действуешь по процедуре.
Повезло, если у самого машиниста нет травм – если поезд старый, со «стеклянными» лобовыми стеклами, может и посечь осколками. Новые составы для машинистов безопасные – правда, трещины и вмятины остаются даже на их сверхпрочных «триплексах». Так или иначе, нужно дождаться полицейских, задокументировать происшествие, а затем лезть под вагон (напряжение на контактном рельсе снимается на время) и извлекать оттуда тело. Грамматически говорится – «тело», одна штука, а на практике это от двух-трех до десятка фрагментов плюс то, что в курилках депо называют «фарш». Занятие в высшей степени неаппетитное, но кроме машинистов выполнить эту процедуру некому: это работа на путях, требующая допуска, к тому же никаких санитаров поблизости обычно нет – бригада, которая перевезет тело в морг, только выехала.
— Выражение лица? Смеешься? В одном из моих случаев голову вообще размазало о перрон почти полностью, во второй раз просто все лицо было изуродованное, тут не до выражения, — вспоминает машинист. – Кстати, второе реально страшнее, чем когда вообще нет головы. Первого я просто собрал в мешок «на морально-волевых», и вроде ничего, даже особо сны не снились. Потому что «это» уже не было похоже на человека. А вот второй – точнее, вторая, это девушка была – там хуже: после этого впервые в жизни ушел в запой на 4 дня. Благо, начальство поняло. Вообще, во многих депо после таких происшествий дают отгулы, все все понимают.
Это первая, так сказать, хорошая новость для машиниста в связи с этим. Есть и вторая – виновным его не признают, не тот случай. В отличие, скажем, от водителя автобуса, которого потом замучают написанием объяснительных и разбирательствами в судах, в метро все проще: машинист всегда прав.
— Не могу сказать, что метро как-то особенно депрессивно и склоняет людей к таким историям, — размышляет психолог Ана Брук. – Возможно, потенциальные самоубийцы выбирают метро из-за стремления к некоторой демонстративности. Новости о суицидах именно в метро – тоже, кстати, усиливают тенденцию: в таких делах часто бывает цикличность, последующие подражают предыдущим. А вообще-то человек может вынашивать соответствующие намерения долго, иногда годами, педантично готовиться – и совершить суицид совершенно неожиданно для окружающих.
Предотвратить такие происшествия в теории можно было бы, если бы специально обученные люди (при помощи камер слежения или непосредственно) своевременно выделяли в толпе людей с несколько нестабильным состоянием «готовности», предполагает Ана Брук. Но это требует гигантских вложений, поскольку требуется много специалистов с довольно сложной подготовкой. Аналогичным образом можно научить и школьных охранников и учителей выявлять людей, готовых к шутингу – но в необходимом масштабе это практически нереально.
— Многим кажется, что проблему можно решить всякими «мотивашками» на стенах и дверях метро, — размышляет психолог. – Возможно, но требуется серьезная подготовка, это тонкая профессиональная работа. Выявить типаж, наиболее подверженный суициду – для подростков нужны одни слова, для взрослых людей другие. Не очень верю, что у нас было бы возможно адекватно провести такую кампанию.
Очевидной кажется мысль внедрить «противосуицидные барьеры» по краю перрона – которые бы раздвигались или опускались бы, когда поезд открывает двери. Самым надежным решением тут внезапно оказались питерские станции с «горизонтальным лифтом» — там на пути броситься невозможно физически. Но даже в северной столице таких станций меньшинство. Дооборудовать стеклянными барьерами остальные – несколько раз пытались (последний раз – тоже в СПб – в 2015 году), но не преуспели. Дело не только в цене (хотя и в ней тоже: шесть лет назад компания-подрядчик насчитала питерскому метро порядка 50 млн рублей за переоборудование каждой станции), но еще и в задержке, связанной с открыванием дополнительной пары дверей. Это всего 4 секунды на открытие-закрытие дверей на каждой станции, но если таких станций – пятнадцать, то график «просаживается» уже на целую минуту. Что касается Москвы, то еще в 2008 году наш метрополитен рассмотрел возможность установки таких бордюров, счел такой проект нереализуемым – и с тех пор мнение руководства подземки не поменялось.
