Александр Самарин: фигурист должен работать с публикой, но этому не учат

Александр Самарин: фигурист должен работать с публикой, но этому не учат

Вице-чемпион Европы в мужском одиночном катании Александр Самарин, в пятницу открывающий новый сезон в Братиславе на Мемориале Онджея Непелы, объяснил в интервью 365NEWS, почему не меняет намерения исполнять в короткой программе «несовместимые» прыжки, рассказал, как изменили его сознание совместные тренировки с двукратным чемпионом мира Натаном Ченом и признался, что больше всего любит выступать дома.

Лутц, флип и танцевальные шаги

— После январского чемпионата Европы в Минске, где вы остановились менее чем в двух баллах от двукратного чемпиона мира Хавьера Фернандеса, лично мне было очень сложно отделаться от мысли, что упущен совершенно реальный шанс стать первым. И если бы не грубая ошибка в четверном флипе в короткой программе…

— Ну, это сейчас можно так рассуждать. Сам я, конечно, об этом тоже пару раз задумывался после того чемпионата. Но результат, который показал в целом, все равно отнесу к положительному. Освоил новый четверной – это тоже плюс. Удалось отобраться и представлять свою страну на чемпионате мира, на командном турнире в Японии – еще один плюс. Да, были неудачи, были ошибки. Но все это — рабочие моменты, которые мы сейчас вместе с командой исправляем. А рассуждать, если бы да кабы – неправильно. Проиграл, значит, нужно было больше работать.

— Рафаэль Арутюнян, комментируя тот ваш прокат, сказал, что на его тренерский взгляд четверные лутц и флип в короткой программе — это взаимоисключающие вещи. Потому что комбинация этих прыжков сильно меняет программу в целом, причем не в лучшую сторону. Что это катастрофа для любого спортсмена. Прокомментируете?

— В принципе, с этим можно согласиться. Потому что и лутц, и флип — это сложные прыжки довольно-таки, требующие высокой концентрации. Тем более что в том сезоне я только-только освоил флип…

— И сразу засунули его в короткую программу. Зачем?

— Чтобы накатывать. Надо же когда-то начинать? Да, в том сезоне я допускал в этой связке прыжков ошибки. Но зато теперь понимаю, как нужно их делать, как подходить к этим элементам, как грамотно выстроить программу, сколько времени для всего этого нужно… Главная сложность заключается в том, что лутц и тулуп – это одна история, а лутц и флип – совсем другая. Переходы между этими двумя элементами должны быть разложены, что называется, по шагам. Это все приходит с опытом.

— Но ведь не зря считается, что короткая программа – это та самая часть выступления, где нельзя ошибаться. Не логичнее ли выбирать для нее прыжки, которые лучше соединяются между собой, проще для исполнения, позволяют лучше контролировать все, что происходит, и, в итоге, дают более гарантированный результат?

— Ну, я же хочу быть лучшим. А для этого нужно делать то, что не делают другие. Ведь даже в прошлом сезоне мало кто из одиночников пытался делать в соревнованиях лутц и флип. Многие убирали эти прыжки из программы.

— Даже Натан Чен отказался от этого сочетания в короткой программе.

— Ну, у них своя команда, у нас своя.

— Хотите показать миру, что можете сделать то, чего не может Чен?

— Хочу показать то, что умею делать я сам, и то, на что способен. Мы с моим тренером Светланой Владимировной Соколовской постепенно идем к этой цели.

— Кто из постановщиков «упаковывал» ваш лутц и флип в короткую программу?

— Албена Денкова с Максимом Стависким. Они уже делали мне в прошлом сезоне произвольную постановку, то есть, первый опыт работы оказался вполне удачным.

— Когда постановками для одиночного катания занимаются танцоры, это не вызывает технического конфликта между первоначальным хореографическим замыслом и постоянно усложняющейся прыжковой частью?

— Максим и Албена постоянно спрашивали, как мне удобнее подойти к тому или иному элементу, в какую сторону комфортнее повернуться. И уже от этих пожеланий отталкивались. Произвольную программу мне ставил Николай Морозов, с которым тоже было очень интересно работать. Коля — очень творческая личность. Мастер конька и своего дела. Даже, просто выходя на лед, делает пару шагов – и уже это какое-то произведение. При этом внешне человек не прилагает никаких усилий, а ты, пытаясь повторить, на середине связки можешь просто лечь.

Станок, растяжка и поднятые руки

— Как получилось, что при совершенно роскошных четверных лутце и флипе вы не прыгаете четверной сальхов, который считается у фигуристов не слишком сложным?

— Зубцовые прыжки у меня идут получше, чем реберные.

— То есть, сальхов не слишком любите?

— У меня уже давно нет такого отношения к элементам – люблю, не люблю. Есть прыжки, которые требуют меньше усилий и концентрации, а есть – которые требуют больше. Над сальховом мы работаем, просто пока он не в том состоянии, чтобы его делать на соревнованиях. В прошедших сезонах у меня просто не было времени осваивать эти элементы и целенаправленно заниматься ими. То я восстанавливался после травм, то еще что-то случалось. Сейчас время есть и, поверьте, зря мы его не теряем.

— Что изменилось в вашей подготовке в этом сезоне? Продолжается ли работа по спецподготовке, которую вы вели с Леонидом Райциным?

— Так плотно, как в позапрошлом сезоне, мы с Леонидом Моисеевичем уже не сотрудничаем. Год назад у меня была травма, восстановление занимало много времени, поэтому просто не получалось приезжать к Райцину на другой конец Москвы. Он очень высококлассный специалист и, безусловно, дал мне определенный толчок в освоении новых прыжковых элементов. Работая с ним, я, в принципе, понял работу, которая мне нужна, знаю ее и самостоятельно сейчас выполняю. Кроме этого, трижды в неделю работаю по 2,5 – 3 часа в хореографическом зале с Рамилем Мехдиевым.

— У станка?

— У станка, на полу, занимаемся пластикой, растяжкой, что само по себе непросто. Рамиль дает мне какие-то кусочки из своих номеров, попутно пытается еще и актерскому мастерству научить. Вкладывает в меня очень много и очень требователен к результату. Для меня это огромный труд. Мне же не пятнадцать лет.

— А 21 — это много?

— Не считаю, что много, но с каждым годом тело меняется. Сохранять растяжку и гибкость становится сложнее.

— Когда в вашем арсенале появился прыжок с поднятыми руками?

— Не так давно. Я раньше вообще никогда не умел так прыгать.

— Страшно было начинать?

— Скорее, непривычно. Новая группировка, новые ощущения. Выпрыгиваешь и поначалу немного теряешься в пространстве — поэтому и был небольшой страх. Зато сейчас радует, что я способен развиваться и в этом направлении тоже.

— В прошлом сезоне у вас был период достаточно кратковременной совместной работы на одном льду с Натаном Ченом. Это что-то вам дало?

— Оказалось очень познавательным. Во-первых, мне было интересно увидеть своими глазами, как тренируется действующий чемпион мира. Плюс – имелся чисто соревновательный момент: нам с Ченом предстояло ехать на один турнир, и хотелось как-то себя проявить. Мне очень понравилось отношение Натана к работе. Очень многие моменты я для себя почерпнул.

— Например?

— Для него тренировка совершенно не ассоциируется с какой-то работой, на которую нужно как-то по-особенному настраиваться. Неважно, есть тренер на льду, нет его, человек пришел и работает. Без тренера ведь всем тяжело. Я, например, взрослый спортсмен, меня не нужно учить работать самостоятельно, не нужно заставлять, но, когда Светлана Владимировна, бывает, куда-то уезжает, порой ловлю себя на мысли, что очень хочется, чтобы кто-то тебя подтолкнул. Та неделя, что Чен тренировался у нас в ЦСКА, изменила в моем сознании многие вещи. Натан ведь большую часть времени работает один. И он огромный молодец, что справляется с этим.

— Вам не тесно в группе при таком количестве спортсменов, которые тренируются у Соколовской? Нет ощущения, что их слишком много? Под ногами путаются, лед занимают, внимание тренера отвлекают…

— Я так не считаю. У нас на льду еще не так много людей. Я катался, когда было и побольше народу. Не это главное. Надо просто максимально хорошо выполнять свои задачи, свой план. Тогда и внимание тренера будет сосредоточено на тебе.

Кармическая поварешка, кнут и пряник

— То, что один из этапов Гран-при, где вам предстоит участвовать, будет проводиться в Москве, вас не расстраивает?

— А должно?

— Мне показалось, что вы с некоторых пор не слишком сильно любите «Мегаспорт».

— Ну, да, был неудачный опыт на чемпионате Европы. Со всеми такое может случиться. На Гран-при я ни разу в Москве не катался – выступал только во Франции и Канаде. Но дома по-любому кататься лучше. Даже если элементарно брать момент с переездом, не тратятся силы, не нужно приспосабливаться к разнице во времени. И гораздо приятнее выступать. Если вспомнить сейчас последний чемпионат Европы, который проходил в Минске, пусть это и не Россия, там была такая теплая атмосфера, которую я до сих пор вспоминаю.

— Как именно спортсмен воспринимает атмосферу соревнований, если говорить о собственных ощущениях? Далеко не все ведь способны, условно говоря, встать в детском саду на табуретку и прочитать стишок. Вы же производите порой впечатление достаточно замкнутого человека, интроверта. Для таких людей, как мне кажется, не всегда бывает просто наладить отношения с огромным залом.

— Поначалу бывает, ты вообще не воспринимаешь публику — настраиваешься только на определенные элементы в своей программе, отключаешься от всего, что происходит вокруг. Но это не всегда хорошо, потому что иногда нужно работать с залом тоже.

— Один из известных тренеров как-то сказал, что, если сильно войти в образ, работая на публику, и в этом образе зайти на четверной прыжок, то выехать из этого прыжка скорее всего придется, лежа на спине.

— Ну, почему сразу так?

— Потому что так устроен спорт высших достижений. Стоит потерять концентрацию – и тебя тут же настигает кармическая поварешка.

— Так никто ведь не говорит, что спортсмен не должен контролировать свои действия. Но с публикой он тоже должен работать. Такой у нас вид спорта. Когда получается почувствовать отдачу от зрителей, от судей, это реально помогает кататься. Не говоря уже о том, что реакция зала вполне способна повлиять на вторую оценку. Просто этому не учат. Умение общаться с залом приходит, скорее, с опытом, от старта к старту. Хотя мы пытаемся работать в тренировках и над этим тоже.

— Как можно над этим работать, когда нет зрителей?

— Можно глазами с тренером пересечься, с кем-то еще, кто стоит у борта. Постараться хотя бы просто улыбнуться им во время программы – иногда это требует некоторых усилий. В каждой программе всегда присутствуют моменты, рассчитанные на зрителя, на судей, на то, чтобы можно было еще перевести дух между элементами. Отрабатывать эти моменты сложно. Но, когда получается, это доставляет совершенно особенное удовольствие.

— После ваших прошлогодних выступлений на чемпионате Европы вы достаточно прочно закрепились в числе лидеров российской сборной. Понятно, что это очень эфемерное состояние в спорте, которое может меняться от старта к старту, но хоть какую-то дополнительную ответственность статус вице-чемпиона континента накладывает?

— Чувство ответственности у меня и без этого всегда было очень большим. Иногда даже слишком. Когда приезжаешь на соревнования, невольно наваливается все сразу: хочешь достойно представить страну, не подвести тренера, еще кого-то, показать то, что ты умеешь. С одной стороны, все эти мысли помогают концентрироваться, но одновременно с этим сильно мешают. Особенно когда опыта не так много.

— Чья похвала для вас наиболее желанна?

— Тренера, семьи. Но лучше вообще-то поменьше хвалить.

— Почему?

— Когда чрезмерно хвалят, человек обычно начинает чуть-чуть расслабляться. Так что все хорошо в меру. И кнут и пряник.

[rssless]

По материалам: rsport.ria.ru

[/rssless]

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Информационное Агентство 365 дней
Adblock
detector