Комфортных, стабильных и благополучных времен не бывает: потом они лишь кажутся таковыми выжившим счастливцам.
Фото: freepik.com
тестовый баннер под заглавное изображение
Ведь гвоздь в сапоге каждого из нас «кошмарней, чем фантазия у Гете»: недовольство достигнутым, переходящее в черную неблагодарность, — это и есть встроенный в человека источник прогресса, причина нашего если не выживания, то продолжения.
Отличавшийся скверным нравом Мандельштам спустил с лестницы очередное пожалившееся на непризнанность дарование с истошным воплем: «А меня печатали? А Христа печатали?». И был прав.
Время прогресса, в отличие от эпох гниения, — подлинный социальный ад, и прежде всего для его творцов.
Пристегните ремни и дышите по Ламазу: он разверзается перед нами прямо сейчас.
Ротшильд учил покупать акции, пока по улицам течет кровь. Новый мир строят, когда рушится старый, но проектируют чуть раньше: когда треск старых порядков сливается в канонаду, а трещины переходят со штукатурки на лица политиков и в фундаменты впадающих в ступор институтов.
Новые технологии — и это лишь пока цифровые платформы и искусственный интеллект — сдирают привычные социальные нормы как наждаком, вместе с кожей.
Опаздывающие сегодня к идущему на наших глазах проектированию нового мира просто не смейте через пару лет скулить, что вас опять заставляют строить чуждое черт-те что: вы же сами и прямо сейчас совершенно свободно, самостоятельно и без принуждения отказываетесь от первородства, по лени или беспомощности упуская единственный невосполнимый (то есть единственный по-настоящему значимый) ресурс — время. Вы будете агонизировать во враждебном вам мире, и вас некому будет даже пожалеть просто потому, что это вы сами не удосужились вовремя задуматься, как сделать нарождающийся на ваших глазах и с вашим непосредственным участием (пусть даже и вынужденным, и неосознаваемым) мир своим.
Да, если задуматься: стихийно складываются лишь шалаши и бараки на песке истории, сносимые первым же смерчем.
Все мало-мальски долговечное уже лет четыреста требует проектирования, и проектирования тщательного.
В настоящее время к этому проектированию всей своей историей призван крупнейший российский бизнес: в отличие от нормальных людей, он еще слишком хорошо помнит породивший его ад, и если и не знает, то красочно и в деталях представляет, что и как ему предстоит потерять уже совсем скоро при инерционном течении событий.
Этот бизнес, как бы ни привыкли его ругать за олигархичность и злоупотребление монопольным положением, обладает многими не просто хорошими, а уникальными и жизненно необходимыми именно сейчас чертами.
В частности, он не просто умеет — он привык находить (а при нужде и воспитывать из ничего), организовывать и направлять профессионалов.
Он привык не просто органично понимать и ранжировать неявные цели, но и ставить для их достижения предельно четкие конкретные задачи.
И он, даже если долгие годы боится и помыслить об этом, не так давно вполне успешно (разумеется, для себя) занимался самым сложным и страшным делом в мире — историческим творчеством. «Глаза боятся, но руки помнят».
Сегодня его выживание неотделимо от страны: как бы ни относились к ней его представители, их давно уже приговорили лечь с ней в одну могилу, и это ни в малейшей степени не метафора. И личные симпатии и антипатии не значат совершенно ничего, и даже в еще большей степени, чем в бизнесе.
Осознание себя частью страны мучительно сложно, но сам масштаб крупного бизнеса уже давно заставляет его мыслить именно этими категориями. А вынужденный (просто в целях тривиального выживания) шаг от экономики до политики еще короче, чем от великого до смешного.
И, кстати, «власть трудящимся» — это с самого начала не про курьеров и инженеров, а про, в самом прямом смысле слова, всех без исключения, кто своим трудом приносит пользу народу, и чем больше пользы (то есть чем сложнее, квалифицированнее и лучше организован этот труд), тем больше должна быть власть. И паразит, осознав это, вполне может вопреки всем обыденным представлениям стать лошадью, примерно так, как стала чуть больше века назад ясным мозгом и чутким нервным центром народа огромная часть безответственной и насквозь гнилой интеллигенции (да-да, Ленин, характеризуя ее, глядел и в зеркало), взявшая и на три поколения удержавшая власть руками бесконечно далеких и чуждых для нее солдат, рабочих, крестьян и старообрядцев.
Поэтому современный крупный бизнес России, несмотря на все свои пороки (не говоря о вульгарных в своей обыденности недостатках), сегодня объективно наиболее приспособлен для проектирования общего будущего для всей нашей страны.
Ведь национальную идею в принципе нельзя выдумать — ее можно лишь подслушать, пока «улица корчится безъязыкая: ей нечем кричать и разговаривать», и выразить сокровенное народа понятным ему же языком.
«Национальная идея», то есть смысл жизни, — это не про философию, это когда лучшая половина страны вдруг понимает, что вот же оно — то, что каждый хотел всю свою жизнь, но не мог выразить и не знал, как не то что сделать, а и просто как подумать.
Если же в России крупный бизнес и вправду, как вслед за Лениным полагает стремительно дичающая от безнаказанности бюрократическая тусовка, слишком слаб (то есть слишком глуп, стар, труслив, зависим и олигархичен) для создания нового мира, что ж, туда ему и дорога.
Тогда движение к осмысленному управлению собой и своим будущим (потому что власть над будущим — это единственная полноценная, то есть единственная имеющая смысл власть) будет дольше и страшнее, но страх не повод отказываться от шанса на жизнь, и тем более от единственного шанса.
Тогда проектировать свое будущее активным членам народа придется самим, мучительно преодолевая отсутствие системного понимания у одних, практического опыта у других и бытовой адекватности у третьих.
Представители среднего бизнеса будут направлять это движение, в силу объективной узости кругозора постоянно сталкиваясь друг с другом, лишенные направляющей руки эксперты будут бессмысленно долдонить затверженные в позапрошлую эпоху истины, мафиози всех этносов будут ставить нужных им недорогих политических марионеток и совсем уж дешевых «властителей дум», но проект все равно сложится под действием темного и мало кем сознаваемого коллективного инстинкта самосохранения.
Как все стихийное, это будет уродливо, коряво и очень обидно и унизительно для формировавших его основы мыслителей, но, как все жизненно необходимое, сработает.
Задача современной, думающей части России — начать разработку этого проекта желаемого для нас будущего.
Историческое творчество ужасно по своей природе: с одной стороны, вы с беспощадной ясностью понимаете, что исправить допущенную вами ошибку будет невозможно, с другой стороны, вы точно так же осознаете, что для верного решения (принимаемого вовремя, а не задним числом) у вас никогда не будет и в принципе не может быть необходимой информации.
Собственно, средством принятия решений в условиях заведомого отсутствия нужных для этого данных и навыков и служит идеология — «гражданская религия» по Линкольну, которой народ объясняет самому себе свою собственную суть и смысл своего существования.
Надо отдать должное либералам первой волны: бюрократия отечественной сборки додумалась до необходимости идеологии (тогда ее тактично именовали национальной идеей) в конце 1996 года, но не смогла породить в прямом смысле ничего в силу доминировавшей в ней тогда системы ценностей, не просто разрушительной для России, но и прямо отрицавшей смысл существования нашей русской цивилизации.
Однако советское наследство, процесс разграбления которого и вывоза на Запад награбленного выковал и консолидировал уходящий в прошлое либеральный правящий класс, в основном исчерпано уже в 2018 году (что непосредственно выразилось в повышении пенсионного возраста).
Грабить по большому счету больше нечего: остается либо умирать, либо строить. Делающие этот выбор не демонстрируют способности мыслить системно (а часто в силу последствий ЕГЭ, похоже, и вовсе не умеют мыслить). Поэтому все еще мыслящая (в том числе и вопреки им) часть общества должна вооружить ясным и простым стратегическим проектом либо их, либо, если они не смогут или не захотят его воспринять, народ, который будет вынужденно и нехотя пробуждаться в силу «обострения нужды и бедствий выше обычного» на фоне радужной официальной статистики, свидетельствующей о беспрецедентном росте уровня жизни.
Это действительно сложная содержательная задача, и решать ее предстоит вместе со всеми силами и умами, принимающими будущее, а не отталкивающими его, какими бы странными они друг другу пока еще ни казались.
