Алексей Бережков служил в Афганистане в 1981–1983 годах командиром одного из боевых подразделений. Видел гибель бойцов и командиров, сам был несколько раз ранен, контужен. К 40-летию ввода советских войск в Афганистан написал книгу воспоминаний «Мой немой Афган». Прочитав ее, очень захотелось обсудить с автором не только те давние события, но и узнать его мнение о сегодняшней армии, об операции наших войск в Сирии.
— Алексей Иванович, из того, как вы описываете войну в Афганистане в 1981–1983 годах, видно, что Советская армия, по сути, воевала с народом. Значит, ту войну нельзя было выиграть?
— Хорошо известно, что до войны русские были самыми желанными гостями на территории Афганистана. Русский в одиночку мог пройти с севера на юг, и его никто бы не тронул. И вот декабрь 1979 года, наши войска входят в страну. Согласитесь, особенно больно, когда друг грубо вмешивается в твои внутренние дела. Афганцы в своих внутренних делах хотели разбираться сами. Неприемлемость чужого вмешательства и послужила порохом, который вспыхнул.
До 1981 года дружба еще сохранялась, больших столкновений не было. Может, если руководство — и наше, и афганское — чуть по-другому себя повело, можно было бы предотвратить войну. Ну а потом уже пошло «око за око», «зуб за зуб».
Понятно, что победить народ невозможно. Тем более что Афганистан очень скоро стал ареной противостояния СССР и США. И техника, и оружие, в том числе «Стингеры», шли потоком.
— А что не так было в действиях афганского руководства?
— Простому народу хотелось лучше жить, а мы поддерживали больше верхушку в провинциях и в Кабуле. Руководителям это было интересно. К сожалению, Бабрак Кармаль и его окружение — это была не самая лучшая сила. Оппозиция по многим вопросам была сильнее. Роль личности в истории большая. А Бабрак как руководитель был слабый.
— С выводом войск руководство СССР затянуло?
— До 1985 года, когда генсеком стал Горбачев, этот вопрос вообще не стоял. Понимаете, если бы увидели, что войска вошли, какие-то вопросы решили, в стране есть сильное правительство, армия, которая может воевать, то могли бы вопрос ставить о выводе. Но этого не было. Оппозиция была сильной, в том числе идейно, в армию призывали по принуждению, солдаты воевать не хотели. Понятно было, что только советские войска могут противостоять оппозиции. Ну а потом пришло новое политическое руководство к власти в СССР, обстановка в мире изменилась, наши отношения с США тоже. Это нужно было сделать, но не оставлять правительство Афганистана без экономической помощи.
— Вы пишете, что воины-афганцы ждут отмены решений Съезда депутатов СССР, заклеймившего ту войну. Какое решение было бы справедливым?
— Рассуждать о правильности решения о вводе войск — дело политиков и историков, а мы — солдаты. А вот слова о том, что участники той войны — преступники, выполнявшие преступный приказ, воспринимаются ветеранами с обидой. Такая формулировка могла появиться только в 90-е годы, при Ельцине. Старые силовые структуры для него были опасны. Поэтому он все разваливал, но ничего не создал.
Я, например, свято верил, как и многие другие, что это — сопредельная страна, там могут разместить американские ракеты «Першинг», и наш первый девиз — «Мы защищаем южные рубежи нашей Родины», а уже второй — выполняем интернациональный долг. Помните, как у Анатоля Франса: «мук сомнений не знают только священники и солдаты». Потому что первых ведет вера в Бога, а других — приказ. Я принимал присягу, я ее выполнял. Что значит «преступный приказ»? Вы судите за него тех, кто в ЦК его отдавал. А все солдаты свято верили в то, что защищают страну, а не устанавливают какой-то там конституционный порядок в Афганистане.
