Как отец ограбленного подростка добивался правосудия: личный опыт журналиста

Все началось неожиданно. Зазвонил сотовый, и жена срывающимся голосом сообщила, что на нашего 15-летнего сына совершено нападение. Так мы стали потерпевшими по делу о серийном грабителе. Мы очень старались помочь следствию, а потом и суду, чтобы опасного преступника поймали и наказали как следует. А в итоге пришли к неутешительному выводу, что добросовестный потерпевший — большая помеха для дела.

фото: Наталия Губернаторова

Мой сын — ребенок-инвалид, страдает расстройством аутистического спектра. До 14 лет жена отводила его на занятия, а потом встречала. И только недавно он научился самостоятельно добираться до школы и обратно.

Именно таких — кого можно запугать, подавить — выбирал грабитель Скорняков. Высматривал, преследовал, а когда жертва оставалась одна, нападал, угрожая стамеской. Отбирал телефоны, приставки, наушники, деньги…

В тот злополучный день сын, заметив, что в подъезд за ним зашел посторонний, не поехал на лифте. Преступник обогнал его на лестнице, приставил к горлу стамеску и потребовал отдать деньги и айфон. Конечно, ребенок все отдал. К счастью, физически сын не пострадал, но был сильно напуган и подавлен.

Мы обратились в полицию. Там быстро выяснили, что грабитель засветился на многих камерах и что на похожего человека уже есть несколько заявлений. В полицию нас вызывали несколько раз — для дачи показаний, для составления фоторобота, брали у сына пробы ДНК. Мы терпеливо проходили все процедуры, ведь от этого зависело, будет ли изобличен опасный преступник.

Вскоре Скорнякова задержали. Как оказалось, за несколько месяцев он совершил семь преступлений, пять из которых — тяжкие: разбой и грабеж. Считай — дело раскрыто, больше никто от грабителя не пострадает.

Но дело передали в Следственный комитет. Как нам объяснили, именно там расследуют все дела, в которых фигурируют несовершеннолетние.

Снова пришлось ехать на допрос. Мы поехали всей семьей. Следователь был внешне доброжелательным. Но, прежде чем удалось попасть к нему в кабинет, продержал нас более девяти часов (!) в коридоре. И это при том, что сын — инвалид, а жена на тот момент была беременной. Скорняков находился в комнате, где были телевизор, чай. Его то и дело куда-то водили — в туалет, покурить, на допрос. И он совсем не выглядел подавленным.

В отличие от нас. Мы томились в коридоре уставшие и голодные, не решаясь отлучиться. Нам говорили: ждите, сейчас вызовут.

Как-то объясняло эту ситуацию то, что следователь был очень дотошным. Заново проверил показания, данные сыном в полиции. Потом направил мальчика на психиатрическую экспертизу, запросил даже мою характеристику с места работы, потребовал предоставить коробки и чеки на телефон и на отобранные грабителем перчатки. Все, что от нас требовалось, мы собрали и привезли в СК.

Примерно через месяц раздался звонок. Следователь сообщил, что смартфон найден. Просил приехать, опознать его. «Надо же, нашли!» — я тут же простил все наши мучения и помчался в СК. Но на месте меня огорошили: «Произошла ошибка, смартфона нет». Восхищение сменилось недоумением. А дальше это чувство только нарастало.

Скоро в деле появилась экспертиза: отобранный у сына iPhone 6 в марте 2019 года был оценен всего в 1996 рублей. Я с этим был категорически не согласен, о чем письменно заявил следователю. Но он сказал: «Оспорите это в суде».

Через несколько месяцев раздался новый звонок. Не представившись, девушка потребовала: «Вы должны приехать в СК и написать отказ от участия в суде».

— С чего бы это? — удивился я. — Я обязательно буду на суде!

На том конце недовольно фыркнули и бросили трубку.

Через пару недель — снова звонок. Женский голос сообщил: «Суд начнется послезавтра». А мне была назначена встреча: дескать, нужно передать до суда необходимые бумаги. Но при встрече снова было предложено написать отказ от участия в заседании. Я отказался. Девушка развернулась и уехала. Ни одной повестки в суд мне, к слову, не присылали и не вручали.

Но я пришел. Представитель СК попросил судить Скорнякова в особом порядке — то есть без исследования доказательств. Для этого необходимо, чтобы подсудимый полностью признал свою вину. Тогда он может рассчитывать на наказание не более 2/3 от максимального срока, предусмотренного статьей.

По версии следствия получалось, что на скамью подсудимых попал отец двух несовершеннолетних детей, имеющий на иждивении родителей-инвалидов и положительно характеризованный по месту работы. В характеристике было указано: якобы Скорняков — охранник в известном магазине здорового питания. И все выглядело так, будто он чуть ли не случайно оступился. Но ведь речь шла о рецидивисте, который уже был судим за тяжкие преступления, отсидел 7,5 лет и снова взялся за свое!

В общем, когда в суде у меня снова спросили, согласен ли я на разбирательство в особом порядке, я ответил «нет». Интересно, что больше никто из потерпевших в суд не явился. Видимо, все согласились с предложением рассмотреть дело в их отсутствие.

А того, что я окажусь несговорчивым, похоже, никто не ожидал. Потому что Скорняков, когда понял, что особого порядка ему не видать, начал отказываться от признательных показаний. Адвокат его еле заткнул, и на этом первое заседание закончилось.

Не буду расписывать все семь заседаний, на которых, по сути, только зачитывались материалы дела. Скажу только о своем общем впечатлении от процесса. На мой взгляд, потерпевший (то есть я), который пытался внести ясность в важные моменты, всех сильно раздражал. Во всяком случае, все мои ходатайства были отклонены.

Три из них, которые касались оценки смартфона — следователь ведь обещал, что в суде разберутся с этим вопросом, — были отвергнуты судом с формулировкой «у суда нет оснований не доверять эксперту». Но у меня-то были основания! Я сам являюсь экспертом-товароведом и мог бы задать эксперту Зубовой А.А. несколько профессиональных вопросов. Тем более что в экспертизе я обнаружил аж три фактические ошибки!

Но встретиться с экспертом в суде так и не получилось. Зубову пригласили на одно из последних заседаний, которое пришлось перенести из-за сообщения о бомбе. На следующий день выяснилось, что ей не сообщили дату нового заседания. Ну а на третий день суд уже готов был вынести приговор.

Я очень просил подождать с приговором, поскольку направил жалобу в экспертный центр, где проводили оценку смартфона, хотел задать вопросы следователю и еще одной пострадавшей, а также проверить достоверность положительной характеристики на Скорнякова. Сам он, когда его допрашивал суд, с трудом вспомнил, где и кем работал. А когда я потребовал проверить документ, поставив под сомнение, что ранее судимому могли доверить безопасность магазина, охранник «переквалифицировался» в контролера зала.

И на все мои просьбы был один ответ: суд не имеет причин сомневаться в представленных материалах дела.

Скорняков в итоге был приговорен к 9,5 годам строгого режима. Но «подвис» вопрос с ущербом, который он причинил нашей семье. Суд признал наше право на компенсацию материального и морального вреда, размер которого нужно устанавливать еще в одном, гражданском процессе. То есть нужно найти и оплатить адвоката, ходить на заседания и доказывать, что стоимость смартфона выше, чем 1996 рублей. Для этого нужно заплатить еще и за независимую экспертизу.

Вот скажите, какой здравомыслящий человек будет затевать все это ради двух тысяч рублей, которые скорее всего и получит в итоге? Ведь нет у меня теперь никакой уверенности, что суд не скажет снова: «нет оснований не доверять эксперту». Иначе с эксперта придется спросить: на каком основании она так дешево оценила смартфон? Списать на неопытность не получится: экспертиза проводилась по методичке, где сама же эксперт является соавтором.

Все, что произошло со смартфоном во время следствия, вообще казалось очень странным. Но должно же этому быть какое-то объяснение. И мне кажется — я его нашел.

Как выяснилось, по версии следствия, айфон был украден… и у Скорнякова.

Но тогда следователь обязан был возбудить еще одно уголовное дело.

Только вот есть один нюанс: если стоимость украденного ниже 2,5 тысячи рублей, то это уже можно провести как мелкое хищение, что считается административным проступком. А срок давности по этой статье — три месяца. И, как говорится, концы в воду.

Вот, видимо, и все объяснение.

И, да, других потерпевших, что не захотели даже тратить свое время на суд, я нисколько не осуждаю. Похоже, у них уже был определенный опыт. Теперь он появился и у меня.

Александр КУДРЯШОВ

редактор отдела объединенной редакции «Охотничьи издания».

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Информационное Агентство 365 дней
Adblock
detector