Появилась неожиданная версия пожара в женском СИЗО Москвы

Женщинам в СИЗО не место. Об этом многие чиновники и общественники вспомнили после пожара в единственном московском женском изоляторе №6 на Шоссейной улице. Когда стали эвакуировать беременных, несовершеннолетних и мамочек с детьми, многие удивлялись: «А что, в СИЗО разве есть и такие?». Сидят. И их немало.  

Почему женщинам тяжело сидеть даже в этом образцово-показательном изоляторе? Как они добивались права на фен и вентиляцию? Почему шла борьба за розетки и что происходило в СИЗО накануне ЧП? Обо всем этом в материале обозревателя «365NEWS», члена ОНК Москвы.

фото: Михаил Ковалев

За последние десять лет (а старожилы ФСИН говорят, что даже больше) произошедший 27 июля пожар в СИЗО № 6 – самый масштабный. Вот как его описывали сами арестантки.

— Все случилось после обеда — точное время не скажу, часы ведь в камерах по-прежнему запрещены (возгорание началось в 16.10 – прим. «365NEWS»), — рассказывает заключенная К. — В какой-то момент увидели, как дым поднимается над соседним строением. Сначала был один источник дыма, потом два. Сработала сигнализация.  Женщины в камерах в том корпусе  стали стучать в двери и кричать: «Пожар, пожар!»  

Женщин стали из камер выводить на улицу, на плац. Первыми вывели беременных, женщин с детьми и несовершеннолетних.

— Мы недолго стояли на улице, нас после отвели в медчасть, — вспоминает другая заключенная. – Причем сам начальник, Андрей Юрьевич, нас вел. Паники не было. Если честно, даже было немного интересно. В медчасти с нами были гинеколог и главный медик. Ну они успокаивали, говорили, что все под контролем все будет хорошо. А потом запах стал отчетливо чувствоваться и там. Так что нас вывели на улицу, где уже стояли все остальные женщины.

— Женщины поразили в хорошем смысле, — говорит один из сотрудников. – Никому не пришло в голову воспользоваться ситуацией для дезорганизации. Наоборот, все точно выполняли требования офицеров. Доверяли, а это особенно важно.

Меж тем источник возгорания так и не был достоверно установлен (одна из версий- замыкание в складском помещении), пострадали пекарня и пищеблок. Все эти очаги залили специальным раствором пожарные, но дым почему-то пошел в подвальные помещения и оттуда быстро распространялся.  К этому времени пожар уже был полностью локализован. 

Во ФСИН сообщили, что медики оказали помощь заключенным с болезнями органов дыхания и аллергией. Из СИЗО вывезли на двух машинах беременных, несовершеннолетних и мамочек с детьми. С собой им выдали гигиенические наборы и памперсы для малышей. Принял их СИЗО №5 «Водник».

Начальник СИЗО сначала сообщил членам ОНК, что женщин вернут на прежние места (за исключением четырёх камер, которые особенно сильно пострадали). Однако в итоге от этой идеи пришлось отказаться.  Электричества нет – его пришлось отключить, так как все залито водой, запах гари стоит сильнейший. Как в полной темноте сидеть в закопченных камерах? Ночью было принято решение об эвакуации абсолютно всех, кроме отряда хозобслуги (это около 50 человек, которые, скорее всего, будут помогать устранять последствия пожара). 

В настоящее время возникла уникальная ситуация. Впервые в истории столичной уголовно-исполнительной системы в каждом (!) СИЗО есть десятки женщин. Больше всего (порядка 300 человек) разместили в «Медведе», на втором месте СИЗО № 7 (около 200 человек), на третьем «Матросская тишина» (чуть больше ста). Остальные заселились в камеры «Бутырки», «Пресни» и СИЗО №12 в Зеленограде.

Отомстили за замурованные розетки?

Накануне пожара члены ОНК были в СИЗО с очередной проверкой. Один из поводов – жалобы заключенных женщин на то, что в камерах «зацементировали» розетки.

Официальная версия – произошло это после совместной проверки прокуратуры Москвы и МЧС, неофициальная – в рамках борьбы с незаконными мобильниками (если негде подзаряжать телефон – то зачем он нужен?).

Женщины, конечно же, уверяли, что розетки им нужны совсем для другого – включить вентилятор, так как в камерах духота, включить кипятильник или электрочайник, чтобы попить чаю. В качестве эксперимента с недавних пор им разрешили пользоваться «чемоданчиками красоты», куда входит фен. Но как сушить волосы перед выездом в суд или на следственные действия, если нет розетки? 

В общем, дамы были возмущены до предела. Но безопасность, конечно, важнее. И если пожарные и прокурор считают, что розетки в больших камерах опасны, то сотрудники вроде как обязаны их послушать (хотя по нормативам запрета на розетки нет).

И вот на фоне этих «дебатов» случился пожар. Некоторые сразу выдвинули конспиративную версию, что эти два события между собой связаны. Якобы заключенные, совершили поджог, чтобы показать, что и без розеток все может вспыхнуть в любой момент. Так это или нет, покажет расследование. Скорее всего, пожар все-таки трагичная случайность.  

Но, как оказалось, проблема с розетками не самая острая в СИЗО. О том, как на самом деле живется сиделицам «шестерки», нам рассказала предпринимательница Наталья Верхова. Она провела в этом изоляторе не один месяц. В итоге суд признал ее арест незаконным, а преступление, в котором ее обвинили, признали экономическим. 

— Вообще в женском СИЗО — обычная режимная жизнь, – начинает свой монолог Наталья. — Только… ничего нельзя. Нельзя рисовать, шить, готовить. Цветные нитки запрещены. Не спрашивайте почему. Карандаши точить нельзя.

На Новый год нам в СИЗО разрешили украсить камеру. Это был колоссальный жест добра и поддержки. Но… на следующий день был обыск, а инструкции не допускают ничего, кроме кроватей, заправленных по форме, и мебели, привинченной к полу. Поэтому художества пришлось убрать. В СИЗО можно только сидеть. Или стоять. Лежать тоже нельзя.

Передача книг запрещена. Любое обучение в вузах прерывается. Гражданские суды автоматически проигрываются (нахождение в СИЗО не является уважительной причиной неявки).

Как-то нам разрешили убирать снег во дворе СИЗО — какой это был невообразимый праздник! Все камеры завидовали нашей. А мы бегали с этими лопатами, желая, чтобы эта работа длилась подольше. И это тоже одно из воздействий тюрьмы — когда ты рад возможности даже бесплатного труда.

Сейчас, когда многие оказались запертыми дома, возможно, и проще оценить, насколько мучительно безделье. Но представьте, что вас заперли… в туалете. Как вы будете стремиться выглянуть на улицу? Как будете воспринимать редкие визиты в ванную? И не вздумайте делать поделки из туалетной бумаги — они будут безжалостно уничтожены. Гулаговские инструкции и так практически не оставляют возможности что-либо делать, а ещё они «дополняются» настроением сотрудников, безразличием прокуратуры. И постоянные опасения тюремщиков насчет суицида выглядят издевательством: довести до невозможности жить, но не дать умереть.

Выезды в суд всегда сопровождаются многочисленными досмотрами и личными обысками. В суде раздевают, перетряхивают, возвращаешься в СИЗО и.. ещё раз всё по новой. Мало досмотра с полным раздеванием, так ещё и через установку, как в аэропортах, прогоняют – чтоб уж наверняка всё посмотреть. Как будто мы не в суд под конвоем ездили, а на выходной уходили.

А истоки всё там же – в ведомственных инструкциях. Спальное место в камере – всегда показатель статуса. Но женская тюрьма в этом отношении более гибкая – пенсионеры, инвалиды – могут получить шанс сразу занять нижнюю койку. А нижняя койка – это, в первую очередь, возможность сидеть на ней днём. Новички порой вынуждены целыми днями сидеть на табуретке у стола или стоять, когда табуретки заняты.

Поход «на звонки» всегда смесь счастья и отчаяния. Услышать голос ребёнка, поговорить отведённые для этого несколько минут — и обратно в камеру.

В автозаках, когда оказывались рядом с мужчинами, которых тоже вывозили на суд, женщины всегда получали поддержку. Мужчины, как могли, подбадривали, делились сигаретами, конфетами. Было очень трогательно.

Бессмысленность инструкций давила и на сотрудников, которые вынуждены их соблюдать под прицелом видеокамер. Простое человеческое участие приходилось скрывать, чтобы не накликать неприятностей обеим сторонам.

В тюрьме очень быстро оскудевает словарный запас. Просто набор слов для жизни в СИЗО очень ограничен. И неиспользуемые слова забываются. Периодически кто-то обращается к арестанткам в другой камере, чтобы вспомнить забытое слово. Помню, мы два дня вспоминали слово квадроцикл — в камере подобрались «старички»  — и слово забыли все. Сколько же радости было, когда вспомнили!

Я вела блог через адвокатов, он становился всё более известным. И в какой-то момент я решила, что мне необходимы визитки. Собрались с девчонками, долго продумывали дизайн. Визитки получились очень стильные. Но очень не понравились оперсоставу. На них была открыта настоящая охота — искали, изымали, наказывали. Отпечатанные на свободе экземпляры не дали моему защитнику мне передать, хотя подобных запретов, конечно, не существует.

Надзирательницы, да, бывают разные. Кто-то просто от безвыходности пошёл на службу, а кто-то упивался ощущением всевластия, с удовольствием читая личные письма на обысках и заглядывая с фонариком во все места на досмотрах.

Наталья совершенно точно подмечает, что женщины должны находиться в тюрьме только в самых крайних случаях. Отношение к женщинам во многом определяет путь развития общества. Не думаю, что те 850 арестанток, которых эвакуировали, были столь страшными преступницами, что их обязательно нужно было помещать за решетку до приговора. И слава Богу, что пожар не отнял у них жизни…

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Информационное Агентство 365 дней
Adblock
detector