Леонид Вайсфельд 16 апреля принимает поздравления. 60 лет – отличный повод поговорить о хоккее. К тому же ему всегда есть, что рассказать. Судья, скаут, функционер, комментатор, эксперт. В любом качестве он был и остается востребован в хоккее.
В первой части беседы с 365NEWS Леонид Владленович объяснил, почему выбрал науку, а не профессиональный спорт, поведал о том, что повлияло на его решение уйти из судейства, а также рассказал, каким получился его первый опыт работы в должности генерального менеджера.
Шесть остановок на трамвае
— Как же так получилось, что мальчик Леня с фамилией Вайсфельд оказался в хоккейной спортшколе?
— Очень просто. У меня папа был большой поклонник спорта. Сам играл на любительском уровне в хоккей, хоккей с мячом, футбол. Поэтому начиная с раннего детства этот самый спорт постоянно присутствовал в моей жизни.
— С папой понятно, а как на увлечение сына реагировала мама?
— Она была очень далека от спорта, но будучи умной женщиной, очень радовалась, что я был при деле. При этом не занимался всякой ерундой. К тому же учился я достаточно хорошо, так что, по большому счету, даже придраться было не к чему. Мои родители вообще меня поддерживали по жизни, за что я им буду всегда благодарен. Могу дать совет всем папам и мамам. Не важно, чем ваш ребенок будет заниматься, понятно, что я имею в виду положительные интересы, самое главное — чтобы он делал то, что ему нравится. Именно по этой же причине я не столкнулся с отрицательной реакцией своих родителей на решение поступать в институт физкультуры.
— Про институт еще обязательно поговорим. А сейчас все-таки объясните — почему именно хоккей?
— А вот здесь все уже не так просто. Я занимался хоккеем в «Спартаке». Мой папа курировал спортивное направление на заводе «Красный богатырь». Он договорился, чтобы нашего тренера устроили на пол ставки в футбольную секцию при заводе. Получилось очень удобно: мы занимаемся хоккеем, заканчивается сезон, и всей командой вместе с тренером переключаемся на футбол. Тренер получал дополнительные деньги, а мы поддерживали форму. У завода появилась сильная команда. Мы на том уровне просто рвали всех. И вот однажды сыграли на Ширяевом поле товарищеский матч против ровесников из футбольной школы «Спартака». Крупно их обыграли, и сразу после этого семь человек из нашей команды получили предложение перейти в футбол. Целый год я серьезно занимался в «Спартаке» двумя видами спорта.
— Но в конце концов пришлось делать выбор.
— Понял, что по времени не успеваю совмещать футбол и хоккей. Ведь помимо этого надо же было еще учиться в школе. В итоге принял решение остаться в хоккее, а в футбол мы продолжили играть за «Красный богатырь».
— А были такие, кто променял хоккей на футбол?
— Нет.
— А почему вы выбрали именно спартаковскую школу?
— От моего дома до Ширяева поля было шесть остановок на трамвае.
Парень, ты куда готовишься?
— Когда вы поняли, что не станете профессиональным хоккеистом?
— Уже учась в институте физкультуры, первые два года я продолжал играть за молодежную команду. В то же время отчетливо понимал, что в основу «народной команды» путь мне заказан.
— Почему?
— Не было свободных мест. Хоккеисты не бегали из клуба в клуб, как сейчас, играли за одну команду по десять-пятнадцать лет. Из молодых в первый состав попадали только суперодарённые ребята.
— Ну так на «Спартаке» же свет клином не сошелся.
— Все правильно. Для того, чтобы продолжать играть, необходимо было уезжать из Москвы. А так как хоккеистом я был достаточно средним, то в один момент решил взвесить все плюсы и минусы. Я понимал, что со своими антропометрическими данными и фанатичным отношением к делу, лет через пять-шесть, скорее всего, попаду в высшую лигу. Потом еще три-четыре года поиграю, а дальше — все. Надо будет заканчивать. Поэтому в итоге сделал выбор в пользу того, что имел здесь и сейчас. Это в первую очередь возможность получить высшее образование и армейский вопрос, который в моем случае решался наличием в институте военной кафедры.
— Хоть раз жалели в дальнейшем о таком выборе?
— Никогда.
— Почему для получения высшего образования вы выбрали институт физкультуры? Не верю, что не было альтернативы.
— Ее действительно не было, так как еще в пятом классе я решил для себя, что вне зависимости от того, стану я профессиональным хоккеистом или нет, свяжу свою жизнь со спортом. Вы не представляете, как серьезно я готовился к вступительным экзаменам в институт. Занимался по восемь часов в день. Мотивация поступить в институт была запредельная.
— Еще как представляю! Сам через это прошел. Но наряду с биологией, русским языком и специализацией, абитуриентам нашего вуза необходимо сдавать экзамен по физической культуре. К нему вы тоже готовились?
— Конечно! У меня дядя был тренером по шахматам.
— И что, он вас тренировал?
— Да нет конечно. Но он работал в обществе «Локомотив», соответственно был знаком со всеми тренерами из других видов спорта. И определил меня к штангистам.
— Неплохой выбор…
— Я пришел, а там один-два подхода – отдохнули. И все в таком ритме. А я-то в хоккее привык к скоростно-силовой работе. Десять-пятнадцать повторений – норма. Они на меня посмотрели удивленными глазами, спрашивают: «Парень, ты с ума сошел? Ты куда готовишься?» (смеется).
— В итоге сдали экзамен?
— Конечно! Баллы за каждую дисциплину суммировались, выводилось среднее число. У меня получилось где-то в районе пятерки.
— Не знаю, как вам, но мне приходилось сталкиваться с пренебрежительным отношением людей к нашему родному ГЦОЛИФКу. Звучали выражения в том духе, что «Да что это за институт такой – физкультурный? Чему там вообще могут научить? А поступают туда одни спортсмены и те, кто не в силах сдать экзамены в нормальный вуз».
— Не собираюсь никому ничего доказывать, просто расскажу одну историю. У меня есть друг Аркадий Андреев. Хоккеист, тренер, функционер. Мы с ним вместе занимались в «Спартаке», только он на два года младше меня. В школе он учился практически на одни пятерки, и при этом очень хорошо играл в хоккей. Так вот. Я заканчиваю второй курс института, а он десятый класс школы. Я у него как-то спросил: «Ну, что, ты в физкультурный-то будешь поступать?» А он так посмотрел на меня и сказал, что это несерьезно. С акцентом на то, что образование должно быть фундаментальным. В итоге он сдал документы в МАДИ и поступил без проблем. А дальше начинается самое интересное. Его приглашают играть в «Бенакор». Он, соответственно, из московского автодорожного переводится в ташкентский. Через некоторое время понимает, что играть и учиться в техническом ВУЗе нереально, и переводится в ташкентский педагогический на кафедру физвоспитания. Дальше — больше. Он переходит в Ярославль, соответственно, продолжает учебу в местном педагогическом на той же кафедре физического воспитания. Заканчивается все это тем, что он становится игроком столичных «Крыльев Советов» и студентом ГЦОЛИФКа. Я к тому моменту уже работаю преподавателем на кафедре хоккея и курирую заочное отделение. Вполне естественно, что он попадает ко мне в группу. Первый вопрос, который я ему задал при встрече: «Аркаша, а как же фундаментальное образование?»
— А он?
— Ну, а что он скажет? Посмеялись от души. Но смысл в чем: человек поменял столько институтов, а в итоге попал туда, от чего изначально отказался. Он бы за то время, что скитался по стране, десять раз бы этот ГЦОЛИФК закончил!
Кипиш из-за Тарасова
— Вы восемь лет отдали родному институту в качестве преподавателя на кафедре хоккея. Все это время бок о бок работали с Анатолием Тарасовым. Каким вы его запомнили?
— Сейчас его практически канонизировали, а в моей памяти он навсегда останется обычным русским мужиком. А сколько интересных и смешных историй было с ним связано!
— На все истории нашего формата не хватит, давайте ту, которая крутится в голове.
— У нас на кафедре заведующим технической лабораторией работал парень по имени Костя. У него был друг, который служил в военкомате. И когда этому Косте хотелось откосить от работы, он звонил своему служивому товарищу, и тот делал ему справку, что нашего заведующего отправляют на десять дней на военные сборы. Мы, преподаватели, в отличие от наших руководителей, естественно, об этой афере знали. И вот однажды приходит этот Костя и приносит справку, а в комнате сидят трое: заведующий кафедры Юрий Королев, Анатолий Владимирович и я. Юрий Васильевич, ознакомившись с содержанием этой справки, тут же начинает выражать недовольство. Посыл такой, что все обнаглели, оголяют кафедру, а работать и без того некому. Я сижу тихо, смирно, а Тарасов вдруг поворачивается к этому Косте и спрашивает, в каком военкомате ему дали эту справку. Тот отвечает. Тогда Анатолий Владимирович берет трубку и набирает номер. Когда на другом конце провода он услышал голос, его уже было не остановить. Этот монолог я запомнил на всю жизнь. Начал он без раскачки: «Алло, это военкомат?» — ему видимо ответили «Да». – «С вами говорит полковник Тарасов (пауза). Соедините меня с комиссаром (пауза). У нас тут сотрудника забирают на военные сборы. Вы можете посодействовать, чтобы из-за производственной необходимости его на какое-то время оставили в покое?» – Я так понял, что человек, который общался с Анатолием Владимировичем, пообещал решить вопрос. В итоге, как потом нам Костя рассказал, в военкомате случился настоящий кипиш. Провели целое расследование.
Судить закончил из-за Филиппенко
— Вы могли спокойно работать арбитром еще лет десять. Почему решили уйти из судейства? Наверняка некоторые, узнав о вашем решении, покрутили пальцем у виска.
— Для того, чтобы вы понимали ситуацию, необходимо отметить, что на моей памяти только два человека закончили с судейством раньше положенного срока, да еще и по своей воле. Это Анатолий Бардин, которому предложили стать руководителем «Авангарда», и я.
— Больше чем уверен, что в вашем случае приглашение занять кресло генерального менеджера новокузнецкого «Металлурга» — не причина, а следствие того, что вы закончили судить.
— Можно сказать и так.
— Не поверю, что все это произошло из-за денег.
— Нет, конечно. Судить закончил из-за Александра Филиппенко, который, будучи генеральным директором «Металлурга», предложил мне работу в Новокузнецке (смеется). А если серьезно, то на протяжении десяти лет до этого я одновременно и судил, и работал скаутом клуба «Торонто Мейпл Лифс». При этом канадцы платили мне очень хорошую зарплату. Так что финансы не были решающим фактором в пользу принятия решения закончить судить.
— Так что же тогда побудило вас убрать свисток в долгий ящик?
— Отсутствие мотивации. К тому моменту я мыслями жил от одного крупного турнира до другого. А потом как-то в один момент что-то щелкнуло в голове: ну, еще один чемпионат мира, ну, еще одни Олимпийские игры, ну, еще один «Золотой свисток». Никаких новых вызовов.
— А при каких обстоятельствах вы приняли то решение?
— Это главное разочарование в моей жизни. За год до Олимпиады в Солт-Лейк-Сити я работаю на чемпионате мира и попадаю в тройку лучших судей. А тогда на зимние Игры от Европы ехали четыре арбитра. Ну, готовлюсь я спокойно, чего мне переживать? А месяца за три до Игр позвонил из США какой-то корреспондент и попросил меня дать комментарий относительно перспектив Ильи Ковальчука в НХЛ. Я ответил на его вопросы, а через некоторое время из международной федерации приходит бумага, в которой написано, что канадцы категорически против того, чтобы судьей олимпийского турнира был человек, который работает скаутом клуба НХЛ.
— Нетрудно представить вашу реакцию.
— Я был в шоке! Будучи скаутом, отсудил Игры в Нагано, и мне слова никто не сказал! Но ирония в том, что главный тренер «Торонто» Пэт Куин руководил еще и сборной Канады! И когда я ему поведал о том, что со мной приключилось, он попенял мне за то, что я не поставил их в известность. Он сказал мне, что перед Играми меня бы уволили, а после их окончания вновь взяли бы на работу. Но, как говорится, к тому моменту поезд уже ушел. Я был полностью опустошен. Ладно бы еще отстранили по спортивному принципу. И то, что произошло, и стало определяющим моментом для принятия решения уйти из судейства. Мне было очень тяжело психологически, так что предложение стать генеральным менеджером новокузнецкого «Металлурга» поступило как нельзя вовремя.
— Об этом мы обязательно еще поговорим, ну а пока давайте вернемся к вашим судейско-скаутским будням. Будучи гражданином СССР, и при этом соглашаясь на сотрудничество с иностранцами, вы понимали, чем это для вас может закончиться?
— Это был 90-й год, страна стояла на пороге развала. Поэтому мало кому было дело до какого-то хоккейного судьи. Для того, чтобы вы понимали, что, например, на тот момент творилось в спортивном хозяйстве, могу рассказать интересную историю.
В тридцать лет я отправился на свой первый международный турнир. И за четыре матча заработал там столько денег, сколько не получал за всю свою предыдущую жизнь. Почему так получилось? Раньше 70% гонорара сдавалось в спорткомитет. Вот и я, как законопослушный гражданин, после возвращения в Москву собрал деньги и отправился к чиновникам отчитываться. Плюс меня еще и ветераны здорово напугали, сказали, что в случае чего стану невыездным. В общем, прихожу я в спорткомитет, говорю: «Кому деньги сдавать?» — А там обстановка такая… как при эвакуации во время войны. На меня посмотрели как на сумасшедшего и послали куда подальше.
— Очень интересно, но в отличие от спортивных чиновников, органы госбезопасности же продолжали работать на совесть.
— Не буду заниматься бахвальством, а честно признаюсь, что после того, как Гёран Стуб сказал мне, что ему нужен хоккейный человек из Союза, который говорит по-английски, я испытал определенное волнение. Вначале вообще подумал, что меня хотят завербовать, но виду не подал. Мы хорошо с ним поговорили, а на прощание он мне сказал, что со мной свяжутся через неделю. Я тогда не придал особой важности нашей беседе, потому что не верил, что эта история получит продолжение.
— Но, как оказалось, та встреча стала судьбоносной.
— Через какое-то время у меня в квартире раздается телефонный звонок. Из трубки голос: «Леонид? Это Андреас Хедберг». — Думаю, ничего себе! Какое-то время был в ступоре. Наверное, если бы мне позвонили и сказали: «Это Борис Ельцин», – я бы удивился меньше. Легендарный швед на тот момент работал помощником генерального менеджера «Торонто». Мы с ним немного поговорили, и в конце беседы он сказал, что скоро прилетает в Москву и хочет со мной встретиться.
— Я так понимаю, что долго ему уговаривать вас не пришлось.
— Во время нашего разговора с моей стороны случился казус. Когда дошли до обсуждения условий, Андреас сказал, что я буду получать по контракту пять тысяч долларов в год. А мне почему-то послышалось – пятьсот. Я еще сижу и думаю про себя: ну, пятьсот и пятьсот. Хорошие деньги. Все равно по стране езжу, буду и судить, и игроков просматривать. Хедберг видимо заметил изменения на моем лице, наклонился ко мне и сказал: «Леонид, пять тысяч долларов – очень хорошие деньги за такую работу». — И только тут до меня дошло, о чем он говорит.
— Сразу почувствовали себя хозяином мира?
— Ни в коем случае! Я получал от работы истинное наслаждение. Я долго не верил, что можно заниматься таким классным делом и получать за это хорошие деньги. Порой ловил себя на мысли, что это я еще должен приплачивать за работу скаутом. Знаете, я и судил-то неплохо, потому что был финансово независим. В отличие от многих коллег по судейскому цеху, я был абсолютно раскован на льду и нисколько не переживал о том, что меня вдруг из-за чего-то отстранят и я останусь без работы.
— Повезло вам, что это были девяностые. Думаю, в наше время никто бы не разрешил совмещать судейство со скаутской работой.
— Да кто ж его знает… Я все-таки на протяжении десяти лет был одним из ведущих судей страны. Хотя вот Вячеслава Буланова убрали. Тяжело рассуждать. Но я хочу отметить, что у меня и тогда были проблемы. Мне всегда говорили, что я работаю агентом. То есть люди не понимали разницы между агентом и скаутом. Поэтому нервы мне попортили здорово.
Невозможно совместить несовместимое
— Итак, вы стали работать генеральным менеджером новокузнецкого «Металлурга». Вспомните первое потрясение, которое вы испытали в новой должности.
— От порядка организации хоккейного хозяйства как непосредственно в клубе, так и во всей лиге. Я десять лет был скаутом клуба НХЛ, поэтому мне было, с чем сравнивать. Запоминающимся получилось и первое совещание по селекции. Андрей Сидоренко, который на тот момент был главным тренером клуба, обозначил задачу. Он сказал, что команде необходимы молодые и недорогие игроки, при этом обладающие высоким исполнительским мастерством.
— Ну, во-первых – не придерешься, а во-вторых – тренера тоже можно понять. И как же вы решали поставленную задачу?
— На тот момент я очень хорошо знал рынок хоккеистов. Мне могли назвать фамилию любого игрока, и я тут же говорил его возраст, рост, вес. Называл его первую школу. Имя его девушки. Знал, кем работают родители, какие увлечения есть у бабушки. Но даже при определенных плюсах мне очень мешало то, что в начале своей менеджерской карьеры я плохо ориентировался в околохоккейных делах.
— К большому сожалению, в нашей стране именно умение вести подковёрную борьбу является определяющим фактором в работе.
— Мне действительно потребовалось время, чтобы разобраться во всех тонкостях и особенностях ведения хоккейного бизнеса.
— Что вас больше всего напрягало в общении с высшими руководителями клубов, в которых вы работали?
— Раздражало, что я часто не находил понимания того, что необходимо развивать скаутскую службу. Мне говорили в ответ: «Кто тебе еще нужен? Неужели ты сам не разберешься, какой игрок нам подходит, а какой нет?»
— И что вы отвечали?
— Говорил им, что разберусь легко, вот только на работе они меня не увидят, так как мне придется смотреть много хоккея. И если так произойдет, то другие клубные дела просто встанут. Невозможно совместить несовместимое. Именно поэтому я скептически отношусь к ситуации, когда главный тренер еще и исполняет обязанности генерального менеджера.
— Почему?
— По себе знаю, что генеральный менеджер работает 24 часа в сутки, и этого времени, как правило, еще и не хватает. Как в таком цейтноте можно еще и команду тренировать – для меня загадка.
— С кем из руководителей вам было работать комфортнее всего?
— Самая правильная организация процесса была в Екатеринбурге. Там сначала подписали генерального менеджера, он пригласил главного тренера, тот набрал себе помощников, и вместе мы стали собирать команду, но решающее слово при принятии трансферных решений было за мной. Единственный минус заключался в том, что большими финансовыми ресурсами мы не обладали. Но сейчас не об этом. Так вот. К тому времени я был уже достаточно опытен, и понимал, что по ходу работы будут возникать околохоккейные моменты, с которыми мне будет трудно справиться в одиночку. И мой руководитель Алексей Бобров, когда я поделился с ним своими опасениями, сказал мне: «Это не твои проблемы. Все вопросы решаю я». Поэтому как только у меня с кем-то возникали спорные моменты, я тут же задавал оппоненту вопрос: «Мне что, звонить Боброву?» – После этого любая задача решалась в два счета.
