Выдающийся лыжник, чемпион мира и Олимпийских игр Никита Крюков официально объявил о завершении профессиональной карьеры. В интервью Денису Косинову Крюков объяснил, как в главной гонке всей карьеры выиграл несколько сантиметров у соотечественника, как едва не подрался с итальянцем, и как норвежцы называли его «номером один».
«Чуть-чуть бы улучшить, и практически везде были бы золотые медали»
— Есть ли хоть маленькое ощущение недосказанности, недоделанности?
— Это ощущение есть, потому что не получилось уйти красиво, на высокой ноте. Сначала отстранение от Олимпиады, потом… Елена Вяльбе предлагала: «Давай, Никита, еще годик будешь ездить с командой». Я сам сказал: «Нет, лучше берите молодых, не хочу чье-то место занимать, буду готовиться со сборной Москвы».
И ощущение недосказанности есть от того, что не получилось, как у Максима Вылегжанина, уйти с подиумом на этапе Кубка мира. Это круто, очень достойно — именно так завершить карьеру. Но если посмотреть… В 2017 году взял золотую медаль на чемпионате мира. В целом я своей карьерой очень доволен. И если что-то изменил бы, то совсем малость какую-нибудь.
— Какую же?
— Ну вот, например, два четвертых места на чемпионатах мира (в командном спринте в 2009 году и в личном спринте в 2015-м – ред.). Да все места, кроме первого, подрихтовал бы (смеется). Потому что сейчас вспоминаю – там какая-то ошибочка, здесь со смазкой чуть не повезло. Чуть-чуть бы улучшить, — а в спринте всё на «чуть-чуть», — и были бы практически везде золотые медали.
— Самое яркое «чуть-чуть» в вашей карьере – это те несколько сантиметров, которые вы выиграли у Александра Панжинского в финале спринта на Олимпиаде в Ванкувере в 2010-м. Нам-то что? Двое наших уверенно уехали от Петтера Нортуга, как от стоячего. По большому счету, болельщикам было все равно, кто из них выиграет. Не все равно было вам. Те сантиметры, которые вы выиграли, были удачей в чистом виде?
— Я скажу «нет». На финишной прямой я был сильнее Александра. Даже в квалификации, которую выиграл Панжинский, именно финишный отрезок, а тренеры это засекали, я прошел на полсекунды быстрее. В принципе, эти полсекунды вселяли в меня уверенность.
— Полсекунды в лыжном спринте – это почти целая лыжа. Метра полтора-два. А вы выиграли только кончик лыжи.
— Но это за финишный отрезок. То есть, в пересчете на финишную прямую, сантиметров 40-50 (улыбается).
— То есть сразу после финиша вы точно знали, что именно вы чемпион?
— Ощущение, что я выиграл, было. Пусть немного, но выиграл. Мне показалось, что моя нога была длиннее (смеется). Я вскочил после финиша, обрадовался, а потом смотрю, на табло написано — фотофиниш. Думаю: «Надо подождать. Радоваться можно, но лучше дождаться официального объявления». И вот я ждал, пока приедет упавший норвежец (Эйстейн Петтерсен – ред.), всё это долго тянулось. И вот я ходил-ходил, и только когда результат окончательно подтвердился, тут я обрадовался.
«Ожидал, что буду прямо звездой»
— У вас было хоть какое-то сочувствие Панжинскому?
— Честно, нет. Побеждает все равно кто-то один. Вспоминаю, как в Ванкувере благодарил его и говорил: «Саня, ты построил эту победу». Хотя, был бы другой расклад по гонке, я бы придерживался своей тактики и не отпускал бы никого, и на финише так же разбирался бы. Будь то Нортуг, Полторанин, да кто угодно. Но мне было приятно, что это Панжинский. Когда мы съезжали с последнего спуска, я посмотрел назад, увидел, что рядом никого нет, и уже тогда понял, что мы будет первым-вторым. А вот кто первый? Я, наверное, знал, что это буду я. Ну, или верил, что я.
— Выдающийся пловец Денис Панкратов неоднократно рассказывал о том, что после победы на Олимпиаде, поднявшись на пьедестал, понял, что «оно того не стоило». Имея в виду 20 лет ужасных тренировок. А ведь плавание сопоставимо с лыжными гонками по объему тренировок. У вас такого ощущения не было? Не возникало мысли, что жизнь потрачена на что-то не то?
— Нет, у меня такого не было. Возможно, были большие ожидания от того, что произошло после Олимпиады. Я представлял, что всё будет намного круче. А на самом деле – победа, затем недолгое время – интервью, снимки. И всё. Опять возвращаешься к тренировкам, и всё идет по накатанной. Вот такие ожидания не оправдались. А радость от победы была, конечно, колоссальной.
— А что именно «всё», как вы ожидали, будет круче?
— Вы знаете, я думал, что люди будут меня замечать и говорить: «Это же Крюков!» Ожидал, что буду прямо звездой. А это всё-таки зависит от вида спорта. Лыжи в России не так уж популярны. Не Норвегия. Вот там лыжи – это культ. У нас не то. И сейчас, спустя девять лет после Ванкувера, я благодарю тех, кто меня узнает. Говорю им: «Мне очень приятно, что вы неравнодушны к лыжам». И фотографируюсь, и автограф даю. А тогда я всего этого не понимал. Даже фотографировался с людьми как-то отстраненно. Но со временем приходит благодарность болельщикам. Сразу это не поймешь.
— Неужели вы даже отказывали в автографе или снимке?
— Нет-нет, разве что это выбивалось из регламента или из тренировочного процесса. В таких случаях – да, отказывал. Потому что жертвовать результатом ради фотографии… Иногда приходилось. Но потом понимаешь, что один человек остался счастливым, а остальная масса болельщиков, надеявшихся на твою победу, осталась несчастной.
— Вы проводите прямую зависимость между одной фотографией и результатом. Неужели был такой случай?
— Не совсем такой, но был. Помню, я давал интервью во время этапа Кубка мира в Москве, в Крылатском. Было ветрено, я не успел переодеться, а мне говорят: «Давай-давай, мы быстро». А в итоге, как обычно, долго. И я заболел. Приехал на следующий этап и подумал: «Катилось бы это интервью куда подальше». Они-то свою задачу выполнили. А я не успел переодеться, не просчитал, что они выбьются со своими вопросами из регламента, не учел ветер. Кто в этом виноват? Я. В итоге всегда виноват оказывается спортсмен.
«Норвежцы говорили: «Ты номер один в мире». Где-то я с этим согласен»
— А в Норвегии, где лыжи – культ, и где человек, победивший лучшего из норвежцев, вызывает уважение, вас узнают?
— Да, узнают, вспоминают чемпионат мира 2013 года, на котором я выиграл два золота. Помню, после награждения мы пошли в так называемый «Норвежский дом» (неофициальная резиденция национальной делегации на время соревнований – ред.). О-о-о… (улыбается). Мы с Алексеем Петуховым и «Катюшу» там пели, и чего только не делали, а норвежцы нас чуть не на руках подбрасывали.
— Как это? Вы ведь обыграли норвежцев! Тут норвежцам впору не на руках вас качать, а кидаться тяжелыми предметами!
— Может, в душе у них такое желание и было. Кто-то, наверное, злился, но многие восхищались. Потому что Нортуг тогда был королем, и его обыграть – это круто. Норвежцы, в принципе, за красивый спорт и за честную борьбу. Многие норвежцы ко мне подходили и говорили: «Никита, ты номер один в мире одновременным ходом. На финише нет никого сильнее тебя». Я говорю: «Вы сравните медали. У Нортуга – устанешь считать». А они мне: «Нет, ты номер один». И я где-то с этим согласен.
— А личные отношения с Петтером Нортугом у вас есть?
— Да, есть даже его номер телефона. Я ему писал по одному вопросу, но он так и не ответил (улыбается).
— По какому вопросу?
— Я пишу книгу. Не один, вместе с соавтором. Там будет раздел «Знаменитости обо мне». Я Петтеру написал: «Помоги, твой комментарий будет очень весом», но он не ответил. Хотя я вижу, что все мои сообщения прочитаны. Сейчас Саша Легков полетит на соревнования, я ему поставил задачу: «Увидишь Нортуга вживую, спроси, пусть хоть ответит, он напишет мне или нет» (улыбается).
— Книга будет автобиографическая?
— Хочу совместить два жанра. Автобиографический и немножко художественного повествования добавить. Потому что читать «вчера я выиграл, сегодня проиграл, завтра опять выиграл» неинтересно. А если добавить сюжет, — впрочем, правдивый, — то это будет интересно.
— А сюжет будет взят из жизни?
— Конечно. Может, чуть-чуть приукрашенный, как это делается в фильмах-байопиках. Взять, например, фильм «Время первых» про первый выход человека в открытый космос. Там тоже чуть-чуть приукрасили, но ты смотришь, и у тебя слеза в конце. Вот такого плана книгу хочется написать. Мой соавтор прочитал много книг о спортсменах, он говорит: «Такая банальщина, даже не цепляет». А мы хотим, чтобы книга зацепила читателей и была им полезна.
— Каковы ваши ближайшие планы помимо написания книги?
— У меня был год на раздумья. Я и сам себе задавал вопрос, чего я хочу? И я понял, что хочу быть около спорта. Сейчас я уже вплотную подошел к тому, что буду открывать «Лыжную академию олимпийского чемпиона Никиты Крюкова». Базы пока нет (смеется). Но сидеть и ждать у моря погоды — это тратить годы впустую. Глядишь, и запал пропадет.
Я решил, что основным местом тренировок будет Одинцово, шикарный парк «Лазутинка». Я считаю, это лучший парк в Подмосковье. Роллерная трасса, освещение, снежные пушки уже закупили. С первыми морозами будут настреливать снег. Всё это позволит очень хорошо проводить тренировочный процесс. Так что базы нет, но трасса есть. А для лыжника трасса – это главное.
— А бизнес-план есть?
— Да, это ведь мой частный проект. Со временем, может быть, перейду со своей академией в государственную образовательную систему, но сейчас это проект, создаваемый на мои деньги. Будем поэтапно развиваться, потом, надеюсь, и база появится. А вообще глобальная цель – выйти на уровень охвата всей России. И главный посыл – наладить системный подход к тренировкам. Потому что в детских спортшколах очень часто форсируют подготовку.
Мы стали заложниками этой ситуации, потому что зарплата тренера зависит от результата подопечных. А у себя в академии я планирую именно что грамотно развивать спортсмена до полового созревания, а там уж пускай сам вместе с родителями решает, нужен ему это спорт или нет.
«Его дисквалифицируют, но тебя уже никто не поставит на пьедестал»
— Спорт – это по сути своей конфликт. Каждый хочет быть первым, но первое место только одно. Борьба с Александром Панжинским на Играх в Ванкувере за жалкие сантиметры не привела к конфликту между вами?
— Мы очень хорошо общались до 16-го года, когда произошел очередной конфликт на трассе. Только это уже было в более грубой форме. Я ему сломал палку. Нечаянно. Я ему потом говорил: «Саша, если ты хочешь выиграть, у тебя должны быть глаза даже на затылке. Потому что спринт – это контактная борьба, нужно предвидеть все». И вот эта поломка палки привела к тому, что мы отдалились друг от друга. Но с 10-го по 16-й год мы очень хорошо общались, несмотря на золото-серебро Ванкувера. Более того, эта конкуренция нас всегда подстегивала, и благодаря ей мы очень долго держались на плаву.
— Но разве возможно предвидеть все и всегда? Сразу вспоминается целая череда нелепиц, вроде того завала, в который угодил Сергей Устюгов в спринте на Олимпиаде в Сочи. А ведь ему светила золотая медаль! Но вот Сергей врезался в кучу соперников. Он-то что тогда не предусмотрел?
— Ну, это уже из разряда форс-мажоров. Кто-то на тебя прыгнет, его дисквалифицируют, но тебя-то уже никто не поставит на пьедестал. От такого мы не застрахованы.
— Так, значит, нельзя все предусмотреть?
— Все равно нужно. Я и себе всегда повторял, что нужно смотреть не на шаг вперед, а даже на два. Может, и нужно было Устюгову предусмотреть тот завал. Потому что трасса уже была разбита, и можно было предположить, что на спуске кто-то упадет.
— А был ли у вас случай, когда вам удалось предусмотреть нештатную ситуацию и избежать ее?
— Бывало, что я специально старался ехать впереди, чтобы избежать завалов. Но именно такую ситуацию, как с Устюговым в Сочи, очень сложно просчитать. И меня, случалось, выжимали с трассы, когда мне едва удавалось устоять. В том же Сочи «почти падение» перед финишем командного спринта – как его просчитаешь? (На финише командного спринта на Играх в Сочи столкнулись финн Сами Яухоярви и немец Тим Чарнке. Немецкий лыжник упал, зацепив Крюкова. Россиянин устоял на ногах, однако потерял скорость и не смог бороться с Яухоярви за победу – ред.). Остается 200 метров до финиша, садишься в стойку, чтобы отдохнуть перед рывком, а тут такое!
До последнего не верилось, что он зацепит меня. Я даже предугадал, что он меня зацепит, успел перенести вес тела на другую ногу, чтобы, стоя на одной ноге, вытащить вторую и не упасть. Да, на один шаг вперед я смотрел. Но нужно было смотреть на два шага вперед, чтобы заранее уйти.
«Это тебе не спринт бегать!»
— Бывало ли, чтобы болельщики, стоящие вдоль трассы, кричали вам что-нибудь настолько обидное, что хотелось остановиться и палкой ткнуть?
— Как-то раз уже после победы на Олимпиаде я участвовал в «Деминском марафоне». 36 километров ехал нормально, а потом меня просто вырубило. На марафоне такое бывает. Я уже в состоянии «грогги», просто докатываюсь, и тут меня сзади кто-то обгоняет. А на спине номер, на нем надпись «Никита Крюков, олимпийский чемпион». Я сдвигаюсь и слышу, да еще с матерком: «А … ты думал? Это тебе не спринт бегать!» И с такой агрессией! Не знаю, может, у парня что-то личное было.
Но это спортсмен, а с болельщиками такого не было. Странноватые болельщики, скорее, попадаются в Instagram. Иногда такое пишут! Придурков много. Если раньше обычный человек не мог дотянуться до звезды, то сейчас любой может написать что угодно. Хоть оскорбление послать, и ждать реакции спортсмена.
— То-то Елена Вяльбе недавно очень рекомендовала спортсменам, особенно во время крупных соревнований, вообще не заходить в соцсети. А это реально в современном мире? Верна ли такая рекомендация?
— Посыл я понимаю, это здравый посыл. Помню, на Играх в Сочи после первого неудачного старта я телефон на неделю поставил в авиарежим. Никаких сайтов, никаких соцсетей. Ничего не читал. Лишняя информация мозгу совсем не нужна. Так что, повторю, посыл Вяльбе я понимаю. Но мне кажется, нужно работать с тренерами, чтобы они доносили до спортсменов правильность такого подхода. Пусть хотя бы у одного-двух человек изменится представление о необходимости соцсетей, как это произошло у меня, когда я полностью от них отстранялся и настраивался на гонку. У большинства этого представления нет.
— По поводу Олимпиады в Пхенчхане не раз доводилось слышать, что хотя очень обидно за Легкова или Крюкова из-за того, что их не пустили на Олимпиаду, раскрылись те же Александр Большунов и Денис Спицов. Мол, иначе они бы вообще в команду не попали, а тут получили шанс. Не слишком ли жестокое суждение по отношению к ветеранам?
— Знаете, для меня олимпийская книга закрылась после сочинской Олимпиады. То, что я увидел в Рио, а потом в Корее… В чем-то обоснованное, но ничем не доказанное, практически вилами по воде писаное… Мне в принципе вся эта ситуация не нравилась. Я же чуть ли не единственный в России говорил с самого начала, что не поеду в Пхенчхан под нейтральным флагом.
— Но если бы вам перед Играми пришло письмо: «Дорогой мистер Крюков, добро пожаловать в Пхенчхан!», вы бы все равно ответили отказом?
— Наверное, да. Имея за плечами золотую и серебряную медали Игр, я бы ответил «нет». Все это «противостояние» идет в разрез с моими принципами.
— Так все же, как относиться к утверждению «жалко Крюкова и Легкова, но без их отстранения не было бы шансов у Большунова и Спицова»?
— Я думаю, что Большунов и Спицов и так бы прошли отбор в олимпийскую команду. Андрей Червоткин, возможно, нет. Но вообще ситуация сложилась такая, что у них всех появилась возможность раскрыться. И они воспользовались ею. Обычно нужно больше времени, чтобы раскрыться. Юниоры заменяют ветеранов постепенно, а здесь – пачку убрали, пачку вставили (улыбается). И все, кого поставили, практически сразу взлетели. Они молодцы, что не испугались и воспользовались шансом.
— Ну да, как сказал недавно выдающийся хоккеист Алексей Яшин: «Уважение к ветерану заканчивается там, где начинается работа». Ощущения тех, кто попал в состав на Олимпиаду, понятны. А каковы были ваши чувства, когда вы смотрели трансляции из Пхенчхана?
— Изначально я вообще не хотел смотреть Олимпиаду. Прямо вот собирался бойкотировать ее. Но не смог. Смотрел лыжи, все гонки. Ну, это ведь мое. И нисколько не было в душе такого, чтобы я желал Большунову: «Не выиграй, не выиграй, не выиграй!» Такого не было. Все медали идут в зачет нашей стране. Но, конечно, очень обидно было всем, кого не пустили. Тот же Устюгов – талантливейший парень. А ни одной олимпийской медали нет. Сочи – падение, Корея – не пустили. А кто знает, что будет к следующей? Вечно быть подающим надежды нельзя. Нужно всегда пользоваться шансом, который выпадает сегодня. Не откладывать на завтра.
«Мне сказали: «Имей честь уважить его, а ваши отношения – вне трассы»
— По поводу упущенных шансов вспоминаются сразу две истории. Одна про Большунова, проигравшего марафон в Пхенчхане. Он тогда после финиша не пожал руку ни победителю финну Иво Нисканену, ни бронзовому призеру Андрею Ларькову, а потом ушел в закуток, где его почти никто не видел, и даже солнцезащитные очки надел, чтобы скрыть слезы. Отворачивался от тех, кто пытался его ободрить, прямо сердце разрывалось, когда я на него смотрел. Вторая про то, как на последнем чемпионате мира Устюгов, проиграв гонку из-за столкновения с Йоханнесом Клебо, толкнул и хлопнул того по щеке. Понятно, что спортсмен, который только что проиграл, неадекватен. Но простительно ли такое поведение? Можно ли себе такое позволять?
— По поводу ситуации с Устюговым, — это, честно говоря, перебор. Но ставки на чемпионатах мира или Олимпиадах таковы, что многие даже готовы принять допинг и умереть, лишь бы выиграть. Я читал, в Америке проводился опрос, и процентов 50, если не 70, ответили, что готовы принять допинг и умереть, чтобы стать олимпийским чемпионом.
Люди готовы жертвовать собой ради медали, поэтому реакция Устюгова понятна. Ты лишился медали, и появляется ощущение, что всё рухнуло! Кто-то справляется с собой, кто-то, как Сергей, — нет. И то, как я считаю, он сдержался (смеется.) Он бы хотел, я думаю, отвесить от души, по-русски. Но это неправильно. Нельзя такое допускать. Мы лыжники, и все отношения мы должны выяснять на трассе. Лыжи и палки – вот наше оружие.
— А с вами такого никогда не было?
— Было, было. Но это, правда, был этап Кубка мира. Тогда я вспылил сильно. Мы с итальянцем Ренато Пасини столкнулись, оба упали, еще на трассе начали «общаться». Я ему, он в ответ. А это же итальянцы, они не норвежцы. Люди импульсивные, только заведи (улыбается). После финиша даже толкаться начали, но до драки не дошло. Все же какой-то барьер между нами остался. Плечо в плечо толкаться начали, но эту черту не перешли.
— Это ж на каком языке вы бранились?
— (Смеется) Я по-русски, он по-итальянски! Иногда оба по-английски. Он здоровее меня в два раза, но когда такое происходит, на это уже не смотришь. Что-то лезет из тебя наружу.
— Ну а то, что Большунов никому руку не пожал, простительно?
— Я считаю, простительно. Думаю, он сам доживет до осознания своей ошибки. Можно вспомнить яркий пример с Фуркадом, когда он никому рук не жал и сбегал с награждения. У меня тоже был такой случай, когда не очень приятный мне человек меня обыграл. Михаил Девятьяров. Я вышел на награждение и не пожал ему руку. И мне потом сказали: «Никита, ты с ним боролся и проиграл. Имей честь уважить его. А ваши взаимоотношения – вне трассы. Хоть не здоровайся. Но если на трассе ты ему проиграл, поздравь и признай свое поражение». И после этих разъяснений я жал ему руку, когда проигрывал. Скрипя зубами, но делал это.
«Его сын сказал: «Пап, у меня получается, как у Крюкова?»
— Какой ваш прогноз в отношении развития сборной России в те три года, что остались до следующих Олимпийских игр? Видите ли вы предпосылки к тому, что в Пекине наши лыжники выиграют много медалей?
— Сейчас подобралась очень хорошая команда, и не стоит забывать, что все они – еще очень молодые ребята. Резерва у них очень много. И если даже кто-то сейчас раскрылся на 100%, то есть и те, кто пока только раскрывается. А есть юниоры, которые через три года перейдут во взрослые соревнования, они тоже могут отобраться на Олимпиаду. Почему нет? На сегодняшний день я могу предположить, что наши шансы хороши. И если грамотно все делать, результат в Пекине будет.
— Надо ли включать в подготовку спортсменов сборной развитие навыков общения с прессой? Вопрос не случаен. Елена Вяльбе вообще не большая любительница общения своих спортсменов с болельщиками и журналистами, хотя другого способа увеличить популярность лыжного спорта попросту нет. Вы бы посоветовали учить спортсменов такому навыку?
— Я бы посоветовал. Я не считаю, что лыжникам надо прятаться за железный занавес от прессы. Я часто повторяю в шутку, что нас никто не знает, потому что мы убежали в лес, вернулись, нас поздравили, и все разошлись. Я смотрю на скандинавов, там все общаются, никто не закрывается и не прячется. И люди знают своих героев. Не стоит забывать, что лыжникам потом придется жить обычной жизнью. И если их будут многие узнавать, им проще будут найти себя.
А сейчас получается, что ты отбегал, медали скопил, но тебя особо-то никто и не помнит. Я это вижу по себе. Вроде бы много медалей на шее, но время уходит очень быстро. Появился Устюгов, теперь вот появился Большунов. Потом появится кто-то еще, и Большунова будет вспоминать только то поколение, которое на нем выросло. Так же, как на моей ванкуверской победе выросло целое поколение. Мне рассказывал один человек, как его сын сказал: «Пап, давай я потренирую «разножку», а ты скажи, получается ли у меня так же, как у Никиты Крюкова». Ради этого нужно общаться и с болельщиками, и с журналистами.
— Ваша карьера завершена. Задам странный вопрос, но попробуйте на него ответить, пожалуйста. Зачем заниматься лыжными гонками?
— (Улыбается) Я считаю, что это один из самых классных видов спорта. Ты проводишь время на свежем воздухе, в лесу. Вокруг все постоянно меняется. Спуск, подъем, ветер, солнце. Это не бассейн, где у тебя есть одна дорожка, снизу красная полоса, и ты на протяжении тысячи часов в год видишь одну только эту полоску. Она, наверное, пловцам по ночам снится.
У нас все совсем по-другому. Снег, солнце, даже дождь иногда. А летом опять все меняется. Лыжероллеры, бег. Более двухсот мышц задействовано на ходу. Настолько универсальны и разнообразны лыжные гонки, что я совершенно не боюсь сказать – это один из самых классных видов спорта. Я хоть и завершаю профессиональную карьеру, но бросать лыжи не намерен, буду переходить в любительский статус. Хорошо, что тренер смог влюбить меня в этот вид спорта. И хотя я уже 27 лет им занимаюсь, мне ничуть не надоело!
