Скандалы вокруг изображений плоти — примета вовсе не нашего времени. Даже наоборот: можно сказать, это возвращение к старым традициям. Эпохи, когда не каждому человеческому существу закон давал человеческие права.
18+
Данная статья предназначена для лиц старше 18 лет
А вам уже исполнилось 18?
Эдуар Мане. «Олимпия»
Репродукции Мане в наше время — признак интеллигентности и определённых культурных притязаний. Ещё бы — это классика французского импрессионизма! Порой можно встретить противопоставление его картин современным рисункам и художественным акциям, чтобы сообщить, что искусство — это не скандальность из желания славы. Ирония в том, что выставка одной из самых знаменитых работ Мане — «Олимпии» — на Парижском салоне вызвала один из самых больших скандалов за историю Салона.
И это был скандал в том числе с сексуальным подтекстом. Разразился он в 1865 году.
Парижский салон с семнадцатого века, с первых лет его оснований, стал объектом мечтаний начинающих и состоявшихся художников. Попасть в Салон, хотя бы в уголок, значило добавить себе в условное резюме весомую строку. Получить любую медаль Салона — обеспечить себя клиентами. Стать обладателем золота — и вовсе вписать себя в историю искусства. В Салон ходили, чтобы с трепетом приобщиться к развитию живописи, к новым гениям и талантам.
Наш современник на первый взгляд и не отличит картину Мане от сотен других картин Салона, где томно лежали, а также сидели или ходили голые дамы с какими-нибудь античными именами. Но посетителям Салона было ясно с первого взгляда, что они видят насмешку и над этими картинами, и над своими вкусами.
Дело в том, что изобразить обнажённую женщину — а их изображали много, потакая лукавому, стыдливому эротоманству основного источника денег — мужчин со средствами, которых было куда больше, чем женщин со средствами… Говоря кратко, изобразить просто так голую было нельзя. Следовало подвести под происходящее на картине какой-нибудь мифологический или этнографический мотив, и вуаля — из хорошо отрисованых голых телес картина превращалась в наглядное пособие, иллюстрацию к хрестоматиям с античной литературой или журналам о путешествиях.
В таком случае покупателю было гораздо легче чувствовать себя культурным человеком, ведь нагота и интерес к ней признавались обществом чем-то вульгарным и грязным.
Тем не менее, было заметно, что в своих полотнах художники акцентируются не на динамики сюжета, да и сюжеты подбирают сплошь такие, что волновали пятнадцатилетних мальчиков за теми самыми хрестоматиями.
Тогда что не так было с «Олимпией»?
Так вот, «Олимпия» плевала в лицо ханжам, представив голую женщину в обычной для богини Афродиты (Венеры) позе, но совершенно не пытающуюся выдать себя за богиню, нимфу, восточную одалиску, купальщицу турецкой бани и даже не мёртвую, которых тоже рисовали гологрудыми чуть не в обязательном порядке. На картине в их культурном Парижском салоне культурные парижане увидели просто голую женщину с именем знаменитой литературной куртизанки, которой показывают букет от, несомненно, очередного визитёра. Чтобы зритель не ошибся, художник добавил несколько символических деталей, связанных с плотской любовью и блудом: орхидею в волосах женщины, кошку в её ногах, а на шее Олимпии завязана, как завязывали на покупках в магазинах, ленточка.
Особым цинизмом посетители Салона сочли бесстыдный прямой взгляд куртизанки в глаза каждому, кто смотрит на картину. Во‑первых, если уж дама вся такая падшая, могла бы помнить о том, что глядеть на равных не имеет права, и хотя бы изобразить стыдливость. Во‑вторых, куртизанки обычно смотрят в глаза своим клиентам — это на какой-такой моральный облик посетителей выставки намекает господин Мане?
Гюстав Курбе. «Происхождение мира»
Изображениями вульвы художники высказывались задолго до феминисток-акционисток. В девятнадцатом веке известен один случай так уж точно. Речь идёт о картине «Происхождение мира» Курбе, представляющей вульву женщины явно фертильного возраста в её, так сказать, совершенно естественном состоянии. По одной из версий, Курбе написал эту картину по заказу большого любителя эротической живописи, турецкого посла.
Это не помешало художнику попытаться её выставить так же, как другие картины, в 1866 году. Правда, возле полотна люди без шуток падали в обморок — от ужаса перед царящим на ней развратом или от чрезмерного возбуждения, пойди пойми французских обывателей девятнадцатого века. И уж, конечно, вокруг неё немедленно разразился скандал. Причин тому было несколько.
Во-первых, вульву вообще было не слишком принято изображать крупно — картина была реальным культурным шоком.
Во-вторых, если уж вульва попала на картину (что случалось не так уж редко), её тщательным образом лишали волос, чтобы придать ей невинный вид. Волосы, появляющиеся с половой зрелостью (в том числе мужские на груди), находили слишком уж обещающими и соблазнительными, полными сексуального напора. Кроме того, опытный зритель замечал по цвету половых губ модели, что изображена не просто вульва, а непосредственно после соития. В качестве намёка на соитие на картинах обычно изображались драка, лебеди, всякие разные предметные символы — но только не цвет половых губ. Это было слишком откровенно.
Хотя, без сомнения, картина несла чувственный посыл и отображала плотские отношения художника и модели, всё же многие склонны видеть в ней определённую философию. Мол, хватит ханжествовать: мы все происходим из женщины и происходим при этом от соития. Так, может, не считать грязным ни то, ни другое? Как бы то ни было, Курбе породил волну использования изображения вульвы как художественного высказывания. Которое до сих пор, заметим, не утратило актуальности и остроты.
Кстати, Курбе же принадлежит и одно из самых знаменитых изображений лесбиянок в девятнадцатом веке — картина «Спящие». Несмотря на нейтральное название, переплетение тел героинь говорит само за себя.
Данте Габриэль Россетти. «Благовещение»
На фоне двух художников выше можно только удивляться, отчего картину прерафаэлита сочли такой непристойной. Трудно даже представить, что вызвало неприличные ассоциации у критиков, особенно в свете того, что у Россетти были картина с поцелуями, картина, где у женщины — экстатическое выражение лица, картина с проституткой и картины с очень облегающими одеждами.
На картине, представленной публике в 1850 году, ангел протягивает девушке лилию. Почти вся картина — в оттенках белого цвета, который словно подчёркивает невинность девы. Добавлены цвета Богоматери и Христа — синий и красный, и оттенки золотисто-жёлтого, придающие картине эффект сияния. Девушка смотрит на лилию в руке ангела — символ вести о зачатии Господня ребёнка — со страхом. Фактически, сцена иллюстрирует строки из Библии: «Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между жёнами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария».
Если сократить длинные претензии критиков к картине, то получится, что их три. Первая и самая ожидаемая: отхождение от канона изображения Благовещения — в котором дева в этот момент молится и где доминирует синий цвет Богородицы.
А вот вторая состоит в том, что под одеждой ангел… голый. Это не ирония. Буквально: из-за босых ног и очертаний тела слишком очевидно, что под одеждой ангел голый. Нельзя так с ангелами, гневались критики.
Наконец, третья претензия касалась одежды Марии. Её белый цвет сочли не цветом невинности, а намёком на ночную рубашку, в которых, как известно, совершаются соития. Ну и вишенкой на торте была претензия к тому, в каком виде ангел у Россетти явился к Марии — в том смысле, что человеческом. Без крыльев.
Сальвадор Дали. «Диалог на берегу»
Будем откровенны, каждая картина Дали с какого-то момента была скандалом, и скандалом, срежиссированным ради скандала и во славу Дали (что не отменяет их художественной ценности). Но больше всех интригует, пожалуй, картина «Диалог на берегу», скандал вокруг который разгорелся опять же на Салоне, только в двадцатом веке и в Барселоне, а не Париже. Дело в том, что история произошла совсем не тогда, когда Дали приглашали туда и сюда именно ради его скандальной славы.
В начале августа 1928 года молодой ещё Дали принял предложение выставить свои работы на ежегодном барселонском Осеннем Салоне. Для Салона он отобрал две картины — «Большой палец, пляж, луна и мёртвая птица» и «Диалог на берегу». Организатор от неё пришёл в ужас и прямо, хотя и деликатно, написал художнику, что выставить «Диалог» — значит убить репутацию галереи и нанести оскорбление публике.
В ответ Дали пригрозил не дать Салону ни одной своей картины. Поскольку он был уже известен и слыл несомненным гением, Салону, конечно, хотелось хотя бы одну. Начались тягомотные переговоры.
В конце концов Дали согласился передать на Салон «Большой палец» без «Диалога», и по этому поводу галерея сочла необходимым опубликовать для широкой публики объяснение. Мол, картина содержала слишком много «неожиданностей». Характер неожиданностей не раскрывался, и это ещё более скандализировало ситуацию. Ведь и обнажённую натуру, и изображения каких-нибудь мёртвых людей, лошадей и собак она видела. Что, чёрт побери, там происходит у Дали?
Неудивительно, что на заявленную лекцию по искусству, которую должен был прочесть художник, пришла огромная толпа народа. Обе комнаты были забиты до отказа. Объявили, что слушателям можно будет полемизировать с докладчиком, и это подогревало атмосферу. Художник, тем временем, вышел на кафедру стильный, как фотомодель, и сразу заявил, что всё испанское искусство сейчас — тухлятина и барахло. Дальше он стал очень экспрессивно и, надо сказать, увлекательно развивать всякие теории, основанные на фрейдизме, но многие на «тухлятине» утратили способность слушать.
Полемики не вышло. Было только несколько вялых попыток задать вопросы, в основном же публике ушла с чувством, что побывала в каком-то сюрреалистическом мире.
Тем временем «Диалог» поехал на выставку, которая согласилась его принять. Но тут не выдержал Дали-старший, отец художника, и за его спиной попытался уговорить владельца галереи ни в коем случае «Диалог на берегу» не выставлять. Он без шуток боялся, что его сына арестуют за преступления против морали. Подумав, галерист спросил Сальвадора, можно ли прикрыть какими-нибудь бумажками самые шокирующие детали картины.
Дали буквально взбесился от такого предложения и просто снял картину с выставки вообще — честно говоря, к облегчению организатора. Взамен в галерее выставили «Мужскую и женскую фигуры на берегу», чем-то похожую на снятую с выставки работу, но гораздо менее сексуализированную.
