Весной 2025 года цена на картофель в России достигла исторического максимума — в среднем 85,4 рубля за килограмм. За месяц продукт подорожал на 14%, а за год — почти в три раза. В рознице килограмм картошки сегодня стоит как упаковка сахара или буханка хорошего хлеба. На фоне непрекращающегося роста цен президент Владимир Путин на недавнем совещании с правительством напрямую задал вопрос министру сельского хозяйства Оксане Лут: можно ли ожидать стабилизации цен на продукты? Ответ оказался расплывчатым: динамика «разнонаправленная», но овощи и картофель — «наиболее критичная» товарная группа. При этом Минсельхоз уверяет: к июлю цены пойдут вниз. Верят ли в это аграрии и потребители?
Фото: Михаил Ковалев
тестовый баннер под заглавное изображение
По мнению Дмитрия Вострикова, исполнительного директора Ассоциации «Руспродсоюз», нынешняя ситуация с картошкой — закономерный результат многолетней нестабильности в отрасли. Он объясняет: «Это больше относится к тому, что аграрии будут стабильно работать и выращивать одну и ту же культуру в том случае, если они получают так называемую справедливую цену. Как они сами говорят — это больше сленг, конечно, жаргон, но тем не менее, для аграриев справедливая цена — это та, при которой они покрывают затраты и имеют определенную рентабельность».
В 2023 году, по словам Вострикова, производители картофеля в опте получали около 12 рублей за килограмм — с учетом логистики, хранения и потерь такая цена едва покрывала себестоимость. А значит, стимулов сажать картошку в следующем сезоне было немного. «Они переключаются на другие культуры. Предложение снижается — и вот результат», — поясняет он. Сейчас, по данным отрасли, фермеры получают от 38 до 52 рублей за килограмм. Цены выросли — но стабильности это не гарантирует. Ведь на рынке доминирует импорт: свежий египетский картофель выглядит презентабельнее, чем российский, полежавший на складах, и сети предпочитают именно его.
Картошка из-за границы дороже — и по логистике, и по валютной составляющей. Но, как замечает Востриков, все упирается в товарный вид: «Ритейлеры выбирают египетский, турецкий, узбекский картофель — потому что это уже свежий урожай. А наш — из хранения. Он теряет товарный вид». Более того, аграрии страдают от колоссальных потерь при хранении: не менее 30–40% урожая теряется за зиму, признают фермеры.
Министр сельского хозяйства Оксана Лут называет причиной роста цен поздний старт российского сезона. В этом году посевы картофеля увеличены на 10 тысяч гектаров, овощей — на 6,8 тысячи. Но продукция с этих полей появится не раньше конца июня. «Снижение цен ожидается с июля», — пообещала Лут. Однако ее осторожный тон, где стабилизация цен напрямую зависит от погоды, не внушает оптимизма.
Анна Вовк, член Совета по финансово-промышленной и инвестиционной политике ТПП России, подтверждает: «Фактический урожай у нас начинается где-то в начале июля. Вот тогда можно говорить о том, что наш российский картофель начнет поступать на полки». До этого времени россиянам придется платить по тем ценам, которые есть — или искать замену.
Фермер и профессор экономики Дмитрий Валигурский рисует картину еще мрачнее. Он говорит прямо: текущая аграрная политика в России делает стабильное производство невозможным. «Нам не хватает оборудования, техники, запчастей… Те деньги, которые выделяются, достаются крупным агрохолдингам — 90–95% забирает «крупняк». Малым хозяйствам, КФХ и ЛПХ — ничего не остается». По его словам, дефицит картошки и рост цен — следствие системных проблем: непрестижность сельского труда, отсутствие методик развития отрасли, неравный доступ к кредитам. «Заниматься сельским хозяйством у нас — все равно, что играть в лотерею. Сегодня все молятся на погоду, а если засуха или ливень — вся экономика рушится», — говорит он.
Главное, по его прогнозу: если ситуация не изменится, если не сработают мизерные механизмы поддержки и не вмешается государство, то цены продолжат расти. «Цены, которые сегодня есть, еще вырастут на 50%», — подчеркивает Валигурский. И уточняет: речь идет о перспективе до конца 2025 года. Причины — те же: недостаток инвестиций, отсутствие новых технологий, потери на хранении, неработающая логистика. «Если у нас картошка подорожала в три раза за два месяца — это шок просто для людей», — резюмирует он.
Фермер убежден: «Если малые хозяйства и кооперативы не посадят картошку и овощи у себя — рынок не выдержит. Да, если мы это не сделаем, будет повышение цен на 50%». Уже сейчас многие семьи, особенно в регионах, отказываются от овощей в пользу макарон и хлеба. Валигурский подводит: «Изменяется структура потребления. Вместо овощей люди едят углеводы. Это удар по здоровью и удар по экономике».
Решение, считает он, — в жестком государственном регулировании социально значимых продуктов. «Нужно четко понимать, сколько нужно посадить картофеля, свеклы, моркови. Регулировать, как это делается с гречкой и маслом. Сейчас этого нет». Фермеры брошены: банки не кредитуют агросектор, логистика в упадке, инфраструктура хранения устарела, 60% овощехранилищ не соответствуют современным требованиям.
Картошка, между тем, становится не просто повседневным продуктом, а символом продовольственного неравенства. Сети закупают лишь «гламурную» продукцию — ровную, калиброванную, блестящую. Все, что не подходит под стандарты, уходит с убытком или вообще выбрасывается. Аграрии же остаются один на один с рисками, которых становится все больше. Ну а потребители – с умопомрачительными ценами, которые и не думают тормозить.
